Святая Моника Тагастинская (Тагастская), известная впоследствии как мать блаженного Августина, была родом из семьи христиан-берберов: людей диких, но благочестивых. В традициях этого народа было принято, что дочерей воспитывают не матери, а верные старые служанки. Именно так получилось и с Моникой: ее воспитанием и наставлением занималась почтенная служанка, женщина строгая и своеобразная.
Например, невзирая на отчаянно жаркий климат тех мест (а основные годы жизни святой прошли в Северной Африке, на территории современного Алжира), няня запрещала своим воспитанницам пить в течение дня воду, кроме как во время обеда. Как пишет в своей «Исповеди» сам блаженный Августин, руководствовалась она при этом такими соображениями: «Сейчас вы пьете воду, потому что не распоряжаетесь вином, а когда в мужнем доме станете хозяйками погребов и кладовок, вода вам может опротиветь, а привычка к питью останется в силе».
Интересно, что из этих поучений девочка действительно услышала слово «вино» - только вот эффект был обратный тому, которого добивалась служанка. Монику, как самую старшую и рассудительную, часто отправляли в погреб набрать вина из больших бочек. Мучимая жаждой, девочка не могла не пить соблазнительно манящую жидкость из кувшина, который был у нее в руках - и так, постепенно, простое желание утолить жажду всё больше и больше перерастало в по-настоящему пагубную привычку. Впоследствии сама Моника будет вспоминать об этом периоде как о настоящей опасности - то, что сейчас мы назвали бы неприятным словом «алкоголизм».
Закончилась эта история так же непредсказуемо, как и начиналась. Другая служанка, юная и дерзкая, сопровождавшая молодую хозяйку в этих походах в погребах, не преминула как-то высказаться по поводу происходящего, в глаза обозвав Монику, которая к тому моменту от двух глотков перешла уже к целым стаканам вина зараз, горькой пьяницей. Интересно, что одного этого укора хватило девушке, чтобы прекратить свои тайные возлияния и всю последующую жизнь быть крайне умеренной в потреблении вина. Августин пишет так: «Уязвленная этим уколом, она оглянулась на свою скверну, тотчас же осудила ее и от нее избавилась».
Вскоре после этого избавления от тайного порока на сцене появляется некий государственный деятель по имени Патриций, языческого вероисповедания (не ярый, а просто «по долгу службы»), «человек чрезвычайной доброты и неистовой гневливости» - как скажет о нем блаженный Августин, знающий о Патриции не понаслышке, ведь тот приходится ему родным отцом. Да, Монику выдают замуж. По местным меркам брак крайне удачен: дом - полная чаша, муж любит, дети рождаются.
Ну а то, что супруг вполне откровенно не хранит верность, а еще регулярно впадает в гнев - так все так живут, чего уж там. Соседки, вон, еще и с подбитым глазом регулярно появляются, хоть и знатные дамы. Кстати, а как так получается, что Патриций ни разу не ударил Монику? В общем-то, они даже и не ссорятся толком - он просто покричит, покричит, а потом успокоится и даже свою вину признает, что совсем уж невиданное дело в этих краях. Всё дело в том, что Моника, в отличие от своих соседок, не перечит мужу, а кротко сносит его выкрутасы.
Поэтому, когда прилив гнева спадает, Патриций сам понимает, что был неправ, да еще и жену, видя ее рассудительность и спокойствие, просит объяснить, в чем и где его ошибка. И со свекровью у Моники отношения сложились чудесные - впрочем, тоже не сразу. Сначала дурные служанки восстановили было свою старшую госпожу против младшей, однако кротость и смирение Моники привели к тому, что свекровь разобралась во всех наветах и сама пожаловалась сыну, что среди его слуг царят разброд и шатание. Патриций приказал наказать сплетниц, после чего уже никто не осмеливался наговаривать на молодую хозяйку.
А вот что касается измен Патриция… Моника постоянно молилась о том, чтобы ее муж и дети просветились светом истинной веры. В случае с супругом ситуация сложилась так: видя, что его супруга и семейная жизнь с ней отличаются от того, что происходит в домах его друзей, Патриций прямо спросил Монику, почему так получается, что она не скандалит с ним, а остается кроткой и любящей, что помогает ей и дает силы.
Так, постепенно, со слов жены он и узнавал о христианстве, о молитве, о заповедях. Постепенно простой интерес сменился жаждой узнать всё больше и больше, а потом Патриций и подавно понял, как греховна была его предыдущая жизнь, в пасхальный день принял святое крещение и искренне уверовал во Христа, прося у своей супруги прощения за невоздержанность и эмоциональную, и телесную. От блуда Патриций отказался решительно и сразу, а вот со своим гневливым характером боролся всю оставшуюся жизнь - впрочем, довольно успешно.
Однако жить ему оставалось недолго: всего несколько лет была счастлива святая Моника со своим «новым» мужем, наслаждаясь прекрасным, исполненным взаимного уважения и любви браком. Через несколько лет после своего обращения Патриций умер, оставив Монику вдовой с тремя детьми. Правда, дети были уже довольно взрослыми - и, надо сказать, доставляли матери много хлопот, особенно старший из них, Августин.
Все трое детей - Августин, Навигий и Перпетуя - были некрещеными. Младшие, достигнув зрелого возраста, сами приняли крещение, причем Перпетуя, рано оставшись вдовой, не захотела снова связывать себя узами брака и удалилась в монастырь, где прославилась подвижнической жизнью. С Августином же долгое время дело было совсем плохо.
Патриций очень любил своих детей, особенно старшего. Он очень хотел, чтобы его сын был знатным и ученым, а потому нанимал ему лучших учителей и дал блестящее образование. Будучи симпатичным, знатным, небедным и красноречивым молодым человеком, Августин проводил жизнь в удовольствиях: языческие театры, цирки, вино и женщины. Известно, что у него родился внебрачный сын, которому дали имя Адеодат, что означает «данный от Бога». В какой-то момент Августин вдруг решает, что все материальные блага - зло, после чего, наряду с довольно серьезным увлечением астрологией, с головой уходит в манихейскую ересь.
Моника непрестанно молится о своих детях - и особенно об Августине. Она просит епископов и известных ей подвижников об особых молитвах - и вот однажды ей приснился чудесный сон, который несложно было истолковать однозначно: по ее молитвам сын будет спасен. Моника воспряла духом, однако наступает 383 год, и Августина приглашают в Италию: заботы Патриция вознаграждены, его сына признают ученым человеком и приглашают сначала в Рим, преподавать риторику, а затем в Милан, главным придворным ритором.
Однако совсем не того ждала Моника! Она испугана, ей кажется, что в далеком развращенном Риме Августин и подавно пустится во все тяжкие! «Мать моя горько плакала о моем отъезде и провожала меня до самого моря. Она крепко ухватилась за меня, желая или вернуть обратно, или отправиться вместе со мной», - пишет в «Исповеди» блаженный Августин о событиях тех дней. У святого не было возможности сразу забрать мать с собой, однако вскоре после того как новоявленный придворный ритор прибыл к месту своей службы в Милан, родительница приехала к нему, чтобы остаться уже навсегда.
За то время, которое Августин провел в Милане один, он успел познакомиться с миланским епископом - великим святителем Амвросием Медиоланским. Проповеди этого человека и беседы с ним привели последовательно к тому, что Августин сначала отказался от манихейской ереси, потом стал молиться христианскому Богу с просьбой помочь в поиске истинного пути, затем было чтение апостольских посланий и, наконец, он принял святого крещение - в 387 году.
Надо ли говорить, какую радость испытала святая Моника, до той поры бесконечно скорбящая о своем старшем сыне! Однако снова ее земная радость оказывается недолгой - но на этот раз смерть приходит уже за самой Моникой. В «Исповеди» блаженного Августина есть очень трогательный момент, описывающий последние дни жизни его матери. Там, среди прочего, есть следующие строки: «Случилось, что мы с ней остались вдвоем; опершись о подоконник, смотрели мы из окна на внутренний садик того дома, где жили в Остии. Усталые от долгого путешествия, наконец в одиночестве, набирались мы сил для плавания. Мы сладостно беседовали вдвоем».
Идиллическая и совершенная картинка: мать и сын смотрят в сад и беседуют о чем-то (а эта изумительная подробность «опершись о подоконник» - этими тремя словами создается законченный образ доверительных семейных отношений!). Вскоре после этого разговора святая Моника скончалась, заповедав своим детям не устраивать пышных похорон, но всегда поминать ее в своим молитвах.
Интересен такой момент: еще живя в Алжире, святая Моника неоднократно подчеркивала свое желание упокоиться в одной могиле с Патрицием, однако после переезда в Италию она словно забыла об этих помыслах. Когда же перед самой ее кончиной Навигий, скорбя, сказал, что лучше бы матери умереть не на чужбине, а у себя на родине, Моника довольно резко оборвала его и возмутилась такими словами, говоря, что незачем суетно печься о телесном прахе, а следует верить в Бога, способного воскресить любого, похороненного где угодно.
Когда святая Моника отошла ко Господу, ей шел пятьдесят шестой год. Случилось это событие в Остии, в том же 387 году, когда Августин принял святое крещение. Спустя тысячу лет, в 1430 году мощи святой Моники были перенесены из Остии в Рим, что вызвало волну нового народного почитания и обожания.
***
Святая Моника являет нам не просто образ благочестивой жены и матери. Это женщина-подруга, мать-подруга, любящая и страдающая. Человек, подверженный своим страстям и терпящий несправедливость от других, но спасающий все молитвой. Женщина, обратившая к Богу своих родных - и подарившая миру одного из величайших философов и богословов.

Моника из Тагасты – мать крупнейшего христианского богослова и философа всех времен, занимающего исключительное место в череде западных Отцов Церкви, святого Августина Иппонского . Сам Августин был уверен, что именно по молитвам матери произошло его собственное обращение ко Христу. Практически все сведения о св. Монике дошли до нас из духовной автобиографии св. Августина под названием «Исповедь» .
Родилась Моника в 331 г. в Северной Африке (местом ее рождения мог быть Карфаген или Тагаста – ныне Сук-Ахрас на территории современного Алжира) в христианской семье, вероятно, принадлежавшей к народности берберов (это потомки древних ливийцев, проживавших к западу от Египта). В своей семье она была старшим ребенком.
Огромное влияние на ее воспитание имела старая служанка, державшая хозяйских детей в большой строгости. «За старательное воспитание свое … (праведная Моника) не столь хвалила мать свою, сколь некую престарелую служанку, которая носила еще отца ее на спине, как обычно носят малышей девочки постарше, — пишет св. Августин. — За это, за ее старость и чистые нравы, пользовалась она в христианском доме почетом от хозяев. Потому и поручена ей была забота о хозяйских дочерях, и она старательно несла ее. Полная святой строгости и неумолимая в наказаниях, когда они требовались, была она в наставлениях разумна и рассудительна. Она, например, разрешала девочкам, даже невзирая на жгучую жажду, пить воду только во время очень умеренного обеда за родительским столом. Она остерегала их от худой привычки разумным словом: “Сейчас вы пьете воду, потому что не распоряжаетесь вином, а когда в мужнем доме станете хозяйками погребов и кладовок, вода вам может опротиветь, а привычка к питью останется в силе”. Таким образом, разумно поучая и властно приказывая, обуздывала она жадность нежного возраста и даже жажду у девочек удерживала в границах умеренности: пусть не прельщает их то, что непристойно».
Тем не менее, в юности Моника таки пристрастилась к алкоголю, но когда одна из служанок обозвала ее «пьяницей», дала обет, что отныне будет пить только воду и придерживалась этого правила всю последующую жизнь.

По достижении брачного возраста родители выдали Монику замуж за некого Патриция – сравнительно богатого человека из города Тагасты, к тому же занимавшему в этом городе пост в правительственной администрации. Патриций был в сущности незлым человеком, но обладал взрывным характером. Будучи язычником, он совсем не интересовался религией, зато любил погулять с друзьями и постоянно изменял жене. Моника же, со своей стороны, преодолевала трудности брака не путем максимального отстранения от мужа, а путем последовательного воспитания в себе любви к нему. По мере своих сил она старалась поддерживать мужа, помогая ему во всех его добрых начинаниях. Она создала в доме атмосферу уюта и покоя, чтобы Патриций, придя со службы, мог по-настоящему отдохнуть.

Зная вспыльчивый характер супруга, Моника в минуты его гнева не противоречила ему ни в чем; видя же, что муж отбушевал и успокоился, она спокойно объясняла ему его ошибку. Часто после такого разговора Патриций сам признавал, что кипятился напрасно. К тому же, несмотря на необузданный нрав, Патриций не только ни разу не ударил жену – что вообще-то было в обычае того времени – но даже никогда по-настоящему с ней не поссорился.
Наблюдая подобные отношения в семье Моники, другие женщины не переставали удивляться и постоянно расспрашивали ее, – в чем здесь секрет? Ведь даже жены гораздо более спокойных и обходительных мужчин, чем Патриций, нередко носили на лице и теле следы побоев. Моника же, в ответ на расспросы товарок и их жалобы на мужей, как бы шутя, называла причиной всего плохого в семейной жизни несдержанный женский язык.

Была в семейной жизни Моники и еще одна проблема. Вот как пишет об этом св. Августин: «Нашептывания дурных служанок сначала восстановили против нее свекровь, но мать моя услужливостью, неизменным терпением и кротостью одержала над ней такую победу, что та сама пожаловалась сыну на сплетни служанок, нарушавших в доме мир между ней и невесткой, и потребовала для них наказания. После того, как он, слушаясь матери, заботясь о порядке среди рабов и о согласии в семье, высек выданных по усмотрению выдавшей, она пригрозила, что на такую же награду от нее должна рассчитывать каждая, если, думая угодить, станет ей наговаривать на невестку. Никто уже не осмеливался, и они зажили в достопамятном сладостном дружелюбии».

Постепенно Патриций стал интересоваться верой супруги. Он уверовал во Христа и незадолго до смерти принял Крещение. Моника, которой на момент смерти мужа было 40 лет, не стала вступать в новое замужество, а жила памятью и молитвой об усопшем супруге, с которым надеялась встретиться в будущей жизни.

В браке Моники и Патриция родилось трое детей: сыновья Августин (старший) и Навигий и дочка Перпетуя. Крещены они не были, поскольку в Церкви на севере Африки еще не сложился тогда обычай Крещения младенцев. Грудных детей лишь приносили в храм, где над ними совершалась церемония вступления в катехуменат: священник вручал им символическую крупицу соли и преподавал благословение.

Основные надежды отец связывал со своим первенцем, которому прочил большую государственную или ученую карьеру, а потому дал ему прекрасное образование. Августин и правда отличался большими способностями к учебе, но не забывал и о развлечениях юности. Уже в 15 лет он стал сожительствовать с женщиной низкого происхождения, от которой у него родился сын Адеодат.
Стремясь отвадить сына от избранного им образа жизни, Моника отправила его на учебу в Карфаген, однако там он вступил в секту манихеев, став одним из самых убежденных и пламенных ее адептов. Манихейское учение о том, что материальные поступки не имеют нравственной ценности, принесло утешение в беспокойную душу Августина. А для ревностной католички Моники отпадение ее сына в ересь стало страшнейшим ударом. С этого момента и вплоть до обращения Августина ко Христу всё время и все душевные силы Моники были отданы молитве за своего непутевого первенца.
К этому времени относится сон святой Моники, впоследствии описанный Августином: «Ей приснилось, что она стоит на какой-то деревянной доске и к ней подходит сияющий юноша, весело ей улыбаясь; она же в печали и сокрушена печалью. Он спрашивает ее о причинах ее горести и ежедневных слез, причем с таким видом, будто хочет не разузнать об этом, а наставить ее. Она отвечает, что скорбит над моей гибелью; он же велел ей успокоиться и посоветовал внимательно посмотреть: она увидит, что я буду там же, где и она. Она посмотрела и увидела, что я стою рядом с нею на той же самой доске».
Августин вспоминал, что его мать пролила «больше слёз, оплакивая мою духовную смерть, чем иные матери при телесной смерти сына». Моника продолжала молиться об обращении Августина на протяжении 17-ти лет. Чтобы подкрепить свои молитвы, она постилась, так что Святое Причастие бывало её единственной ежедневной пищей. Епископ Тагасты, имя которого не сохранилось, утешал её, говоря, что хоть её сын молод и упрям, настанет и для него время обращения, поскольку «сын стольких слёз не может погибнуть».

Между тем, Августину, которому исполнилось 29 лет, наскучил Карфаген, и он собрался ехать в Рим изучать риторику. Моника, опасаясь за него, собралась ехать с ним, но он, перехитрив мать, уехал один. В Риме, Августин, предварительно тяжело переболев, открыл свою школу, а Моника, обеспокоенная тоном его писем и дурной славой Рима как «колыбели пороков», продала остатки семейного имущества и отправилась к нему. Однако, когда она добралась до «вечного города», Августина там уже не было: он перебрался в Медиолан (Милан), где получил место наставника риторики.
По прибытии в Медиолан Августин нанёс визит вежливости местному епископу Амвросию (впоследствии причисленному к лику святых, одному из Святых Отцов и Учителей Церкви). Очень скоро Августин и Амвросий близко сошлись, и Августин стал каждое воскресенье приходить в церковь, чтобы послушать проповеди Амвросия. Именно здесь к 30-летнему Августину пришло полное разочарование в манихействе, которое он до тех пор исповедовал.
Когда в Медиолан приехала Моника, её первый визит тоже был к Амвросию, и они поняли друг друга с полуслова. Она стала верной ученицей святого епископа и «завоевала его сердце своею истинной праведностью, усердием в добрых начинаниях и преданностью вере. Часто, когда он видел его [Августина], он начинал славить её, поздравляя [сына] с такой матерью». И Августин уныло замечал: «Едва ли он знал, что за сын был у неё».
Моника часто обращалась к Амвросию за духовным руководством, особенно по практическим вопросам. Это он дал ей свой знаменитый совет о правилах благочестивого поведения: «Когда я здесь, я не пощусь по субботам, но пощусь в Риме; поступайте так же, и всегда соблюдайте традиции и порядки Церкви, какие приняты в том месте, где вы находитесь».

Моника и Августин стали вместе посещать богослужения и обсуждать после них проповеди епископа. Будучи уже немолодой женщиной, Моника сумела настолько глубоко усвоить философию и богословие, что смогла на равных беседовать со своим сыном, считавшимся профессиональным философом. В это время Моника стала проходить подготовку к принятию полного посвящения Богу в одном из женских монастырей Медиолана.
Августин подошел к последней черте, где до обращения осталось сделать буквально один шаг. И тут викарный епископ Симплициан рассказал ему об обращении философа-платоника Викторина, а Понтициан впервые поведал о подвигах пустынножителя Антония Великого и увлек его идеалами монашества. По преданию Августин услышал в саду детский голос, призвавший его открыть наугад Послания Апостола Павла. Выпало Рим 13,13: «Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, а попечение о плоти не превращайте в похоти». Это и стало последней каплей, после чего Августин вместе с матерью Моникой, братом Навигием, сыном Адеодатом, двумя двоюродными братьями, другом Алипием и двумя учениками удалился на виллу одного из друзей, чтобы там, в тишине, окончательно подготовиться к воцерковлению.
Августин принял Крещение от Амвросия Медиоланского в Великую субботу 387 г., в возрасте 33-х лет.

На этом Моника посчитала свою земную миссию законченной. Собираясь отплыть из Остии (главная гавань Древнего Рима в устье Тибра) в Тагасту, она сказала сыну: «Что мне ещё осталось сделать, или почему я всё ещё на этом свете, я не знаю. Была одна причина, только одна, из-за которой я хотела ещё чуть-чуть задержаться: чтобы я смогла увидеть тебя христианином-католиком, перед тем, как умру. Бог даровал мне это благо, и даже больше, ибо я вижу тебя Его слугой, отвергающего с презрением все земные радости. Что мне ещё осталось сделать в этой жизни?» Святая Моника скончалась две недели спустя в возрасте 56 лет.
Святой Августин увековечил ее память в своей «Исповеди», а дополнительный интерес к ее личности возник в связи с перенесением ее мощей из Остии в Рим в 1430 г. Ныне они покоятся в церкви Св. Августина близ площади Навона.

В церковном искусстве ее изображают вдовой или монахиней рядом с сыном Августином, а также, возведенной на престол с книгой в окружении августинских монахинь; на коленях с Августином и ангелом над ними, держащей в руке шарф, косынку или книгу; молящейся перед алтарем с Августином; прощающейся с ним, когда он отплывает на корабле; держащей табличку с буквами IHS; принимающей дароносицу от ангела.
Святая Моника – небесная покровительница замужних женщин и матерей.

Родилась ок. 332 г. в Tagaste в Нумидии (ныне Souk-Arrhas, южнее Bone, Алжир). Своими родителями-христианами она была воспитана в благочестии. Она обвенчалась в молодости с языческим чиновником Patritius (умер в 371 г., став христианином), которому родила трех детей: Navigius, дочь, вероятно, по имени Перпетуя и Августина. Она следила с радостью и гордостью за учебой своего сына Августина, однако была в то же время весьма озабочена его религиозными заблуждениями. Своими молитвами и слезами она спасла своего сына от манихейства и потому бессмысленного, распутного образа жизни и существенно способствовала тому, что он стал знаменитым епископом из Hippo. Чтобы добиться его обращения, она следовала за ним в Рим и Милан к епископу Амвросию, где он обратился, и на Пасху 387 г. принял крещение. Во время совместной обратной поездки в Африку она умерла в октябре 387 г. в Остии близ Рима. Ее мощи были перенесены в 1162 г. в августинский монастырь Arrouaise близ Арраса (северная Франция), откуда ее почитание распространилось на всю церковь. Другие реликвии попали в 1430 г. из Остии в церковь св. Августина в Риме. Августин в своих исповедях (Confessiones) создал ей вечный памятник.

Изображалась как матрона с вуалью монахини, плача и молясь или читая книгу или на смертном одре в присутствии сына. В беседе с сыном. С четками.

Покровительница женщин и матерей, христианских союзов матерей.

«Нет ничего далёкого от Бога»
--святая Моника

Родилась в Тагасте (Tagaste) или Карфагене, Северная Африка, в 331-2 г.; умерла в Остии (Ostia), Италия, в 387 г.

Моника, старшая из детей христианских родителей, воспитывалась слугой семьи, который держал её в строгости. Согласно одному рассказу, он никогда не позволял им пить между приёмом пищи, поскольку, «Сейчас вы хотите воды, но когда станете хозяевами винного погреба, то захотите вина, а не воды, а привычка у вас останется.» Тем не менее она пристрастилась к вину, а когда рассерженный слуга увидел её пьяной, то назвал её пьяницей. С этого дня она поклялась, что не будет пить ничего, кроме воды.

Она вышла замуж за язычника Патриция (Patricius), у которого был взрывной характер. Её свекровь, также язычница, рассказывала сыну и слугам небылицы о Монике, отвечавшей на это молчанием. И хотя он презирал её благочестие и щедрость к бедным, но относился к ней с уважением. И её молчание не могло не подействовать на необузданность супруга. Он никогда не бил её, а когда другие женщины показывали ей синяки, полученные от мужей, Моника говорила им, что они получили это из-за своего длинного языка.

Со временем её кротость, смирение и молитвы оказали влияние на Патриция, принявшего христианство, и на его мать. Прежние формальные отношения этой четы переросли в тёплую духовную привязанность. Он с миром в душе ушёл из жизни вскоре после своего крещения в 370 г.

Брак принёс трёх детей: Августина, Навигия и Перпетуа (Navigius, Perpetua). Старший, святой Августин, родился в 354 г. В детстве его готовили к крещению, но не покрестили. У него была мать, которая часто говорила ему о любви Бога и рассказывала о своей вере.

Овдовев в 371 г., в возрасте 40 лет, Моника решила целиком посвятить себя Богу, отказалась от мирских радостей, помогала бедным и сиротам, не забывая при этом о своём материнском долге, в первую очередь обращению своего своенравного сына.

Семья была не очень богатой, и состоятельные граждане Тагасте оплачивали обучение Августина в карфагенском университете. Моника надеялась, что обучение философии и наукам приведут её сбившегося сына к Богу, но не осозновала, что Карфаген - это город, погрязший в пороках.

В 15 лет Августин вступил в гражданский брак, от которого родился сын по имени Адеодат (Adeodatus), что означает «данный Богом». В Карфагене он попал в еретическую секту манихеев, и убеждал других присоединиться к нему. Манихейское учение о том, что материальные поступки не имеют нравственной ценности, принесло утешение в беспокойную душу Августина. Он вернулся на каникулы в Тагасте, однако мать не приняла его. Когда она узнала, что Августин стал манихеем и стал вести распутную жизнь, то не позволила ему жить в её доме. Чтобы вернуться, он должен был встать на истинный путь и признать свои ошибки. В отличии от многих современных людей, Моника не могла позволить Августину продолжать жить в тщете и обмане.

У неё было видение, к котором она стаяла на деревянной перекладине, в отчаянии от его падения. Явился столб света, спросивий у неё, почему она плачет. Она отвечала, и он велел ей не плакать. Посмотрев в ту сторону, куда он указывал, она увидела, что рядом с ней стоит Августин. Когда она рассказала сыну о своём видении, то он шутливо ответил ей, что они смогут быть вместе, если она отречётся от своей веры.

По окончании обучения Августин открыл школу ораторского искусства в Карфагене, где обучал своих последователей идеям манихейства. Вскоре он обнаружил, что манихейцы были более склонны нападать на католичество, чем отстаивать истинность своих убеждений. Кроме того, его новая вера не смогла утешить его после кончины его близкого друга.

Августин вспоминал впоследствии, что Моника пролила «больше слёз, оплакивая мою духовную смерть, чем иные матери при телесной смерти сына.» Моника продолжала молиться об обращении сына 17 лет. Чтобы подкрепить свои молитвы, она постилась, Святое Причастие бывало её единственной ежедневной пищей, и часто ей даровалась милость совершенной радости. Епископ, имя которого не сохранилось, утешал её, говоря, что её сын молод и упрям, но Божий черёд настанет, поскольку «сын стольких слёз не может быть потерян.»

Наконец, в возрасте 29 лет Августину наскучила легкомысленность Карфагена, и он отправился в Рим изучать риторику. Его должна была сопровождать мать, но он перехитрил её и уехал один. Вскоре после приезда он заболел смертельной болезнью. Поправившись, он открыл свою школу. Моника была обеспокоена тоном его писем и славой Рима как города пороков, поэтому, продав то немногое, что имела, она последовала за ним в Рим. В это время святой Симмах (Symmachus) предложил Августину место риторика в Милане, после того как тот победил в состязании. Когда она приехала в Рим, его там уже не было, но она поспешила за ним в Милан.

Приехав в Милан, Августин нанёс визит вежливости епископу святому Амвросию, который притягивал его схожестью мышления. Августин полюбил Амвросия как отца и приходил каждое воскресенье слушать его проповеди. В 30 лет Августин начал понимать бессмысленность манихейства и его грубое искажение учения Церкви, но всё ещё продолжал упорствовать. Когда Моника приехала в Милан, её первый визит был также к Амвросию, и они поняли друг друга с полуслова. Она стала его верным учеником и «завоевала его сердце своею истинной праведностью, усердием в добрых начинаниях и преданностью в вере. Часто, когда он видел его [Августина], он начинал славить её, поздравляя [сына] с такой матерью.» А Августин уныло замечал: «Едва ли он знал, что за сын был у неё.»

Моника обратилась к Амвросию за духовным руководством, особенно в практических делах. Отвечая на её вопрос о посте, он дал знаменитый ответ: «Когда я здесь, я не пощусь по субботам, но пощусь в Риме; поступайте также, и всегда соблюдайте традиции и порядки Церкви, какие приняты в том месте, где вы находитесь.»

Моника и Августин стали посещать Мессы и обсуждать после них проповеди епископа. Моника глубоко изучила философию и богословие, так что смогла разумно объяснить Августину его затруднения. Он начал понимать, что верил во многие вещи, которых не мог доказать, но принимал на основании чужого мнения. Вот так Августин подтвердил собой изречение, что «обращения редко совершаются напрямую через Божественную благодать, но благодаря ходу событий или влиянию людей.» Святая Моника использовала буквально все возможности, чтобы её сын вступил в контакт с епископом.

Августин подошёл к последней черте, где он должен был выбрать Бога или свою возлюбленную. Всегда опекавшая его мать, Моника устроила для него свадьбу, но ей пришлось оставить принятие решения ему самому. Она начала проходить обряд посвящения в женском монастыре.

Тем временем Августин собрал в Милане группу друзей, с кем стал каждый день читать и обсуждать Писание. Престарелый священник, святой Симплициан (Simplicianus), рассказал ему об бесстрашном обращении старого Викторина (Victorinus), чьи переводы Платона он прочёл, и убедил Августина в его трусости. Понтициан (Pontitianus) рассказал ему о жизни святого Антония Затворника, и как двое придворных обратились, прочитав историю о нём.

Сразу после этого Августин наконец осознал слепоту своей души, и его глаза увидели послание Павла, «Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти.» (Рим. 13:14) Святой Алипий (Alypius), его друг, также открыл книгу и прочёл, «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях» (Рим. 14:1).

Тотчас же Августин направился к Монике и рассказал ей о том, что случилось. Её мучения закончились! Он приписал своё обращение в первую очередь ей. Когда его обучение закончилось, его крестил Амвросий в Великую субботу в 387 г.

Вера Моники привела в Католическую Церковь самого проницательного философа, самого эрудированного богослова, самого убедительного апологета, и самого дальновидного и высоконравственного человека, мудрого администратора, веского проповедника и глубоко проникающего мистика. Не счесть, сколько людей сейчас живут по правилам святого Августина.

Четыре года спустя после приезда в Милан, во время остановки в Остии на обратном пути в Тагасте, Моника поведала своему сыну: «Что мне ещё осталось сделать, или почему я всё ещё на этом свете, я не знаю. Была одна причина, только одна, из-за которой я хотела ещё чуть-чуть задержаться: чтобы я смогла увидеть тебя христианином-католиком, перед тем, как умру. Бог даровал мне это благо, и даже больше, ибо я вижу тебя Его слугой, отвергающего с презрением все земные радости. Что мне ещё осталось сделать в этой жизни?» Святая Моника скончалась две недели спустя в возрасте 56 лет, когда Августину было 33.

Мощи святой Моники покоятся в церкви Святого Августина в Риме возле площади Навона; часть их находится в Арруэзе (Arrouaise) (Benedictines, Bentley, Delaney, S. Delany, White).

В искусстве святая Моника изображается вдовой или монахиней рядом со своим сыном Августином. Её также показывают: (1) возведённой на престол с книгой в окружении августинских монахинь; (2) на коленях с Августином и ангелом над ними, держащей в руках шарф, косынку или книгу; (3) молящейся перед алтарём с Августином; (4) прощающейся с ним, когда он отплывает на корабле; (5) держащей табличку с выгравированными на ней буквами IHS (Roeder); или (6) принимающей дароносицу от ангела (White). На фламандском полотне XV века святая Моника изображена с Мадонной и Младенцем, святым Августином, Иоанном Крестителем, и Николаем Толентинским.

Её почитают в Остии (возле Рима), Италия и во всех августинских монастырях (Roeder). Она святой покровитель замужних женщин и матерей (White).

Матерь Божия сказала ей:

– Знай, что этот дом создал для тебя твой сын! Эта слава дается тебе за то, что ты жила богоугодно, в страхе Божием.

После этого Она велела Марфе следовать за Ней. Царица Небесная показала ей еще один замечательный дом, лучше первого. Матерь Божия сказала ей:

– И этот дом создал твой сын!

Итак, жены-христианки, знайте, что матери, в благочестии воспитывающие своих детей, не только в этой, но и в будущей жизни будут награждены за свои труды и заботы о них.

Святой мученик Уар жил в IV веке в городе Александрии. Во время начавшегося гонения он принял мученическую кончину за Христа. Его тело приказали выбросить за городские ворота на съедение хищным зверям.

В Александрии жила богатая, знатная и благочестивая вдова по имени Клеопатра. Она тайно взяла его мощи в свой дом, а позже воздвигла храм во имя Святого мученика Уара. Во время первой Божественной литургии, при освящении храма, Клеопатра на коленях перед мощами святого Уара усердно молилась, чтобы мученик Христов испросил у Бога для нее и для ее единственного сына такую милость, которая была бы им на пользу… После освящения храма Клеопатра собрала народ, духовенство, нищих и странников на трапезу. Она вместе со своим сыном усердно служила гостям. В это время ее сыну вдруг стало плохо, а ночью он неожиданно умер.

Безутешная мать пошла в церковь Святого Уара и, упав перед его мощами, изливала в слезах свою скорбь:

– Так ты мне ответил на мою заботу о тебе? Лучше бы мне самой умереть, чем лишиться сына! О, угодник Божий! Или верни мне сына, или пусть и я умру!

Долго рыдала несчастная мать у мощей мученика и, наконец, обессиленная, уснула. Во сне ей явился святой мученик Уар, держа за руку ее сына. Они были в белых одеждах, с драгоценными, сияющими венцами на головах.

– Усердная почитательница мучеников, – сказал Клеопатре святой Уар, – я не забыл твоих благодеяний. Ты молилась в день освящения храма, чтобы я испросил у Бога тебе и твоему сыну, что вам полезно и что угодно Богу. Вот я исполнил твое желание. Посмотри на славу твоего сына! Он теперь один из предстоящих Престолу Божию. О чем же ты так горько плачешь? Или ты не хочешь, чтобы твой сын остался в Царствии Небесном? Если так, то возьми его!

При этих словах юный Иоанн сказал матери:

– Если ты любишь меня, то радуйся за меня и не сетуй перед Господом!

Тогда Клеопатра воскликнула:

– Возьмите и меня с собой!

После этого она проснулась и с радостью вернулась домой.

Одна вдова, лишившись зрения и не находя помощи у врачей, решила идти в Иерусалим и искать там исцеления. Ее единственный сын отправился вместе с ней. Но в Иерусалиме ее сын неожиданно заболел и умер.

Остаться в чужой стране, слепой, без проводника! Во время ее скорбной молитвы ей в видении явился святой Лонгин и сказал, что она получит зрение и увидит в небесной славе своего сына, если выйдет за город и найдет главу Лонгина, отсеченную по приказанию Пилата. Вдова наняла проводника за город, остановилась в указанном месте и, разгребая руками кучу мусора, где была повержена глава святого мученика, нашла ее и тотчас прозрела. С великой радостью и о прозрении, и об обретении такого сокровища она вернулась в город, славя Бога и Его угодника.

Следующей ночью ей снова явился святой Лонгин в неизреченном свете, ведя с собой ее сына, облеченного в сияющие одежды.

– Посмотри на своего сына, – сказал мученик Лонгин, – в какой он чести и славе! Посмотри и утешься, он причтен к лику святых!

Моника родилась в благородном семействе, которое во время грозных событий в Римской империи потеряло все свое богатство. Ее родители знали, что оставят в наследство дочери только знатное имя и воспоминания о прежнем богатстве. Они уделяли большое внимание воспитанию дочери в духе благочестия и страха Божия. Также большое влияние на воспитание Моники оказала старая няня, которая растила ее с самого рождения.

С раннего детства Моника часто ходила в храм, уклонялась от шумных игр с подругами. Она любила нищих и странников, посещала больных. Играя с подругами, Моника одним словом усмиряла детские раздоры. В ее голосе было столько тишины и покоя, что она умиротворяюще действовала даже на старших.

Так протекало детство блаженной Моники, подобно ясной утренней заре, предзнаменующей великолепный день. Она уже переходила из отрочества в юность, когда ей было сделано предложение вступить в брак. Родители дали свое согласие, и эта девица была соединена брачными узами с человеком, который, как оказалось, был недостоин называться ее мужем. Патрикий происходил из древнего рода, более знатного, чем семейство Моники, но был небогат. К тому же он был язычником.

И язычница свекровь была похожа на своего сына: она была надменной, жестокой, своенравной. Моника с каждым днем все яснее видела глубину пропасти, лежащую между ней и мужем. Он не ценил святого образа жизни своей юной супруги. Ее молитвы его тяготили, он находил странным ее желание посещать бедных и больных. Моника на каждом шагу встречала тысячу преград своей благотворительности: таково было в те времена положение супруги-христианки в семье мужа-язычника

Так страдала блаженная Моника. Но она не пала духом, как многие христианки, не оставила супружеского крова. Моника твердо верила, что Бог не случайно соединил ее с таким супругом, она должна была просветить его.

Свою красоту и обаяние Моника употребляла как средство для укрощения гнева мужа. Постепенно в его душе развивались высокие, благородные чувства, к которым присоединилось уважение к жене, до сих пор неведомое.

Моника уже семнадцать лет жила с Патрикием. Постепенно он познал ничтожность язычества и пришел к истинной вере в Спасителя. Таинство Крещения, к которому Патрикий готовился заранее, преобразило его. Вскоре он мирно отошел ко Господу.

Но другая боль разрывала сердце Моники. Когда ее сыну Августину исполнилось 14 лет и он уехал учиться в другой город, задатки отца-язычника стали проявляться в нем с большой силой. Вдали от дома он не только предавался страстям, но вступил в секту. Августин сам написал о страданиях своей матери: «Она плакала надо мной больше, чем когда-либо матери плакали над могилами детей».

Когда Августин вернулся домой и стал произносить богохульства, блаженная Моника возмутилась. Ее любовь к Богу была сильнее естественных чувств, и она прогнала своего сына. Один епископ сказал ей:

– Больше молись за него!

И он рассказал, что в детстве тоже был совращен в эту ересь, но потом увидел, что она богопротивна. Еще епископ сказал:

– Невозможно, чтобы сын после стольких слез погиб!

Августин уехал в Медиолан, надеясь овладеть вершинами риторики, и там встретился с великим проповедником Амвросием Медиоланским. Под его влиянием Августин начал менять свои взгляды.

После крещения Августина блаженная Моника прожила несколько месяцев. По пути из Европы в Африку она заболела.

– Бог послал мне большую радость, – сказала она перед смертью. – Вижу тебя верным рабом Божиим!

«Я обязан тем, что я есть, моей матери, ее молитвам, ее достоинствам», – писал блаженный Августин.

Блаженная Эмилия с юных лет хотела служить Богу и не связывать себя семейными узами. Но, рано лишившись матери и отца, у которого гнев императора отнял имущество и жизнь, была вынуждена поступиться своими желаниями. Ее редкая красота привлекала к ней много женихов, поэтому она решила искать себе опору в благочестивом муже. Она выбрала в супруги адвоката Василия, человека достойного и благочестивого.

Василий и Эмилия жили одними мыслями и чувствами. Эмилия кормила бедных, помогала больным, делала пожертвования храмам. Хотя родители обоих супругов были лишены почти всего своего состояния во время гонений на святую веру, Господь за добрые дела супругов так умножил их состояние, что не было в том краю никого богаче их. Они владели землями в трех провинциях: в Понте, Каппадокии и в Малой Армении.

Слово в день памяти праведной Моники Тагастинской (4/17 мая)

Ом-ский мит-ро-по-лит Вла-ди-мир

Да, ес-ли я - до-стой-ный сын Твой, Гос-по-ди, это от-то-го,
что Ты да-ро-вал мне в ма-те-ри вер-ную ра-бу Твою
Бла-жен-ный Ав-гу-стин Ип-по-ний-ский

Во имя От-ца и Сы-на и Свя-то-го Ду-ха!

До-ро-гие во Хри-сте бра-тья и сест-ры!

Се-го-дня Свя-тая Пра-во-слав-ная Цер-ковь празд-ну-ет па-мять пра-вед-ной Мо-ни-ки Та-га-стин-ской (330-387), ма-те-ри из-вест-ней-ше-го хри-сти-ан-ско-го бо-го-сло-ва древ-но-сти - бла-жен-но-го Ав-гу-сти-на (354-430 гг.). И хо-тя эта ве-ли-кая пра-вед-ни-ца жи-ла це-лых сем-на-дцать ве-ков на-зад, в опи-са-нии ее жиз-ни уди-ви-тель-но мно-го близ-ко-го, по-нят-но-го и по-учи-тель-но-го для совре-мен-ных рус-ских жен-щин.

Свя-тая Мо-ни-ка ро-ди-лась око-ло 331 го-да в Се-вер-ной Аф-ри-ке, на тер-ри-то-рии совре-мен-но-го Ал-жи-ра. Ро-ди-те-ли ее по ве-ро-ис-по-ве-да-нию бы-ли пра-во-слав-ны-ми хри-сти-а-на-ми, а по про-ис-хож-де-нию - бер-бе-ра-ми. Су-ро-вая, же-сто-кая, пол-ная неве-ро-ят-ных труд-но-стей жизнь в пу-стыне, ко-то-рую вел и ве-дет этот на-род, неиз-беж-но на-кла-ды-ва-ет от-пе-ча-ток на его ха-рак-тер: бер-бе-ры весь-ма су-ро-вы и склон-ны к край-но-стям. Они и сей-час по-преж-не-му во-ин-ствен-ны и име-ют необуз-дан-ный нрав, труд-но под-да-ю-щий-ся ци-ви-ли-за-ции.

Се-мья ро-ди-те-лей Мо-ни-ки, хо-тя и бы-ла хри-сти-ан-ской, так-же но-си-ла в се-бе эти на-цио-наль-ные чер-ты.

В се-мье бы-ло несколь-ко до-че-рей, и ро-ди-те-ли, по обы-чаю всех бо-га-тых лю-дей то-го вре-ме-ни, не столь-ко са-ми за-ни-ма-лись их вос-пи-та-ни-ем, сколь-ко до-ве-ря-ли его слу-гам, - ко-неч-но, не пер-вым по-пав-шим-ся, а тща-тель-но вы-бран-ным для столь от-вет-ствен-но-го де-ла. Вос-пи-та-ние Мо-ни-ки и ее се-стер по-ру-чи-ли са-мой по-чтен-ной и доб-ро-де-тель-ной слу-жан-ке до-ма, ста-рой ня-нюш-ке. Она поль-зо-ва-лась ува-же-ни-ем не толь-ко всех осталь-ных слуг, но и хо-зя-ев до-ма. Не уди-ви-тель-но, что имен-но ей и до-ве-ри-ли вос-пи-та-ние хо-зяй-ских до-че-рей, - ста-рая ня-ня по-ста-ра-лась вос-пи-тать де-во-чек ис-тин-ны-ми хри-сти-ан-ка-ми, од-новре-мен-но, при-вив им все те на-вы-ки, ко-то-ры-ми, по ее ра-зу-ме-нию, долж-на бы-ла об-ла-дать по-чтен-ная мат-ро-на, хо-зяй-ка бо-га-то-го до-ма и мать се-мей-ства - ведь имен-но та-кое бу-ду-щее жда-ло каж-дую из ее вос-пи-тан-ниц.

Впро-чем, бу-дучи ис-тин-ной бер-бер-кой, ня-ня по-рой впа-да-ла и в край-но-сти. Стре-мясь, на-при-мер, сыз-маль-ства при-учить де-во-чек к уме-рен-но-сти и тер-пе-нию, ня-ня не поз-во-ля-ла им в те-че-ние дня пить во-ду, за ис-клю-че-ни-ем вре-ме-ни обе-да.

В сво-ей зна-ме-ни-той «Ис-по-ве-ди» бла-жен-ный Ав-гу-стин вспо-ми-нал об этом так: «за ста-ра-тель-ное вос-пи-та-ние свое … (пра-вед-ная Мо-ни-ка) не столь хва-ли-ла мать свою, сколь некую пре-ста-ре-лую слу-жан-ку, ко-то-рая но-си-ла еще от-ца ее на спине, как обыч-но но-сят ма-лы-шей де-воч-ки по-стар-ше. За это, за ее ста-рость и чи-стые нра-вы поль-зо-ва-лась она в хри-сти-ан-ском до-ме по-че-том от хо-зя-ев. По-то-му и по-ру-че-на ей бы-ла за-бо-та о хо-зяй-ских до-че-рях, и она ста-ра-тель-но нес-ла ее. Пол-ная свя-той стро-го-сти и неумо-ли-мая в на-ка-за-ни-ях, ко-гда они тре-бо-ва-лись, бы-ла она в на-став-ле-ни-ях ра-зум-на и рас-су-ди-тель-на. Она, на-при-мер, раз-ре-ша-ла де-воч-кам, да-же невзи-рая на жгу-чую жаж-ду, пить во-ду толь-ко во вре-мя очень уме-рен-но-го обе-да за ро-ди-тель-ским сто-лом. Она осте-ре-га-ла их от ху-дой при-выч-ки ра-зум-ным сло-вом: “Сей-час вы пье-те во-ду, по-то-му что не рас-по-ря-жа-е-тесь ви-ном, а ко-гда в муж-нем до-ме ста-не-те хо-зяй-ка-ми по-гре-бов и кла-до-вок, во-да вам мо-жет опро-ти-веть, а при-выч-ка к пи-тью оста-нет-ся в си-ле”.

Та-ким об-ра-зом, ра-зум-но по-учая и власт-но при-ка-зы-вая, обуз-ды-ва-ла она жад-ность неж-но-го воз-рас-та и да-же жаж-ду у де-во-чек удер-жи-ва-ла в гра-ни-цах уме-рен-но-сти: пусть не пре-льща-ет их то, что непри-стой-но».

Ко-неч-но, в жар-ком и за-суш-ли-вом кли-ма-те Се-вер-ной Аф-ри-ки по-доб-ное неуме-рен-ное воз-дер-жа-ние бы-ло бы му-чи-тель-но да-же для взрос-ло-го че-ло-ве-ка - что уж го-во-рить о де-тях? Но та-ким об-ра-зом ня-ня, стре-мясь вос-пи-тать доб-ро-де-тель, неволь-но до-сти-га-ла и про-ти-во-по-лож-но-го ре-зуль-та-та, ед-ва не под-толк-нув од-ну из сво-их вос-пи-тан-ниц, Мо-ни-ку, в пу-чи-ну ку-да бо-лее страш-но-го гре-ха, чем чре-во-уго-дие - гре-ха пьян-ства. Ведь ро-ди-те-ли неред-ко по-сы-ла-ли ее в по-греб, где хра-ни-лись при-па-сы, чтобы де-воч-ка при-нес-ла пи-щи или ви-на, при-вы-кая к ро-ли хо-зяй-ки, учась управ-лять кла-до-вы-ми. Слы-шать, как ви-но буль-ка-ет, пе-ре-те-кая в кув-шин, бы-ло невы-но-си-мо для му-чи-мо-го по-сто-ян-ной жаж-дой ре-бен-ка. И хо-тя за-пах и вкус ви-на не нра-ви-лись де-воч-ке, она, пе-ре-си-ли-вая от-вра-ще-ние, все-та-ки по чуть-чуть от-хле-бы-ва-ла этот на-пи-ток… По-сте-пен-но, все боль-ше и боль-ше при-вы-кая к ви-ну, она до-шла до то-го, что на-ча-ла по-гло-щать его уже це-лы-ми куб-ка-ми.

Бла-жен-ный Ав-гу-стин в сво-ей «Ис-по-ве-ди» пи-шет, - «…неза-мет-но под-полз-ла к ма-те-ри мо-ей, … страсть к ви-ну. Ро-ди-те-ли обыч-но при-ка-зы-ва-ли ей, как де-вуш-ке воз-дер-жан-ной, до-ста-вать ви-но из боч-ки. Опу-стив ту-да через верх-нее от-вер-стие со-суд, она, преж-де чем пе-ре-лить это чи-стое ви-но в бу-тыл-ку, кра-ем губ … от-хле-бы-ва-ла его: боль-ше она не мог-ла, так как ви-но ей не нра-ви-лось. И де-ла-ла она это во-все не по склон-но-сти к пьян-ству, а от из-быт-ка ки-пя-щих сил, ищу-щих вы-хо-да в ми-мо-лет-ных про-ка-зах; их обыч-но по-дав-ля-ет в от-ро-че-ских ду-шах глу-бо-кое ува-же-ние к стар-шим. И вот, при-бав-ляя к этой еже-днев-ной кап-ле еже-днев-но по кап-ле - “тот, кто пре-не-бре-га-ет ма-лым, по-сте-пен-но па-да-ет” - она до-ка-ти-лась до то-го, что с жад-но-стью по-чти пол-ны-ми куб-ка-ми ста-ла по-гло-щать нераз-бав-лен-ное ви-но.

Где бы-ла то-гда про-ни-ца-тель-ная ста-руш-ка и ее неумо-ли-мые за-пре-ты?

Раз-ве что-ни-будь мо-жет одо-леть тай-ную бо-лезнь на-шу, ес-ли Ты, Гос-по-ди, не бодр-ству-ешь над на-ми со Сво-им вра-че-ва-ни-ем? Нет от-ца, ма-те-ри и вос-пи-та-те-лей, но при-сут-ству-ешь Ты, Ко-то-рый нас со-здал. Ко-то-рый зо-вешь нас. Ко-то-рый да-же через... лю-дей де-ла-ешь доб-рое, чтобы спа-сти ду-шу. Что же сде-лал Ты то-гда, Бо-же мой?

Чем стал ле-чить? Чем ис-це-лил?

Не из-влек ли Ты гру-бое и острое бран-ное сло-во из чу-жих уст, как вра-чеб-ный нож, вы-ну-тый из неве-до-мых за-па-сов Тво-их, и не от-ре-зал ли од-ним уда-ром все гни-лое?

Слу-жан-ка, хо-див-шая обыч-но вме-сте с ней за ви-ном, спо-ря, как это бы-ва-ет, с млад-шей хо-зяй-кой с гла-зу на глаз, упрек-ну-ла ее в этом про-ступ-ке и с ед-кой из-дев-кой на-зва-ла “горь-кой пья-ни-цей”. Уязв-лен-ная этим уко-лом, она огля-ну-лась на свою сквер-ну, тот-час же осу-ди-ла ее и от нее из-ба-ви-лась.

Так дру-зья, льстя, раз-вра-ща-ют, а вра-ги, бра-ня, обыч-но ис-прав-ля-ют.

Ты, од-на-ко, воз-да-ешь им не за то, что де-ла-ешь через них, а за их на-ме-ре-ния.

Она, рас-сер-див-шись, хо-те-ла не из-ле-чить млад-шую хо-зяй-ку, а вы-ве-сти ее из се-бя - тай-ком, по-то-му ли, что так уже по-до-шло и с ме-стом и со вре-ме-нем ссо-ры, или по-то-му, что са-ма она бо-я-лась по-пасть в бе-ду за позд-ний до-нос. Ты же, Гос-по-ди, пра-вя-щий всем, что есть на небе-сах и на зем-ле, об-ра-ща-ю-щий вспять для це-лей Сво-их вод-ные пу-чи-ны и под-чи-ня-ю-щий Се-бе буй-ный по-ток вре-ме-ни. Ты безу-ми-ем од-ной ду-ши ис-це-лил дру-гую. Ес-ли кто сло-вом сво-им ис-пра-вил то-го, ко-го он хо-тел ис-пра-вить, пусть он, по-сле мо-е-го рас-ска-за, не при-пи-сы-ва-ет это-го ис-прав-ле-ния сво-им си-лам».

Неред-ко бы-ва-ет так, что ве-ру-ю-щие ро-ди-те-ли, стре-мясь вос-пи-тать в ре-бен-ке доб-ро-де-те-ли и огра-дить его от гре-ха, по-всю-ду раз-ли-то-го в окру-жа-ю-щем нас ми-ре, впа-да-ют в дру-гую, не ме-нее вред-ную край-ность: на-ря-ду с за-пре-том на пря-мо гре-хов-ные ве-щи и с воз-ло-же-ни-ем на ре-бен-ка опре-де-лен-ных обя-зан-но-стей по до-му, уче-бе, по-мо-щи стар-шим - что, несо-мнен-но, нуж-но и по-лез-но - на-чи-на-ют за-пре-щать сво-е-му ча-ду и аб-со-лют-но есте-ствен-ные, осо-бен-но в дет-ском воз-расте, раз-вле-че-ния, тре-буя от ед-ва всту-па-ю-ще-го в жизнь ма-лень-ко-го че-ло-веч-ка ас-ке-ти-че-ской стро-го-сти взрос-лых, уже не один год под-ви-за-ю-щих-ся мо-на-хов. За-пре-ща-ют не толь-ко ком-пью-тер-ные иг-ры-стре-лял-ки и про-си-жи-ва-ние ча-са-ми у теле-ви-зо-ра, но и доб-рые дет-ские мульт-филь-мы и ки-но-кар-ти-ны; вме-сто дет-ских книг и иг-ру-шек по-ку-па-ют де-тям ис-клю-чи-тель-но жи-тия свя-тых; за-став-ля-ют ма-лы-шей по-стить-ся по мо-на-ше-ско-му уста-ву и ча-са-ми сто-ять на мо-лит-ве за чте-ни-ем ака-фи-стов и ка-но-нов…

Впро-чем, это про-бле-ма не толь-ко ве-ру-ю-щих се-мей: ве-ро-ят-но, каж-до-му из-вест-ны при-ме-ры, ко-гда со-вер-шен-но свет-ские ро-ди-те-ли не раз-ре-ша-ют де-тям иг-рать и гу-лять с дру-зья-ми, по-то-му что все это - «без-де-лье», и каж-дую сво-бод-ную ми-ну-ту ре-бе-нок, чтобы не вы-рос лен-тя-ем , дол-жен тру-дить-ся или на ка-ком-ни-будь се-мей-ном ого-ро-де, или по до-му…

Ча-ще все-го по-доб-ное вос-пи-та-ние при-во-дит к об-рат-но-му ре-зуль-та-ту: де-ти, стре-мясь вы-рвать-ся из про-кру-сто-ва ло-жа чрез-мер-но су-ро-вых пра-вил, впа-да-ют в ку-да бо-лее опас-ные и страш-ные гре-хи, чем, до-пу-стим, съесть рыб-ки в Ве-ли-кий пост или - чуть мень-ше по-тру-дить-ся на ого-ро-де…

Мно-гие страш-ные пре-ступ-ни-ки, убий-цы, ма-нья-ки, нар-ко-ма-ны ро-дом имен-но из та-ких чрез-мер-но стро-гих се-мей.

Ис-то-рия из жиз-ни пра-вед-ной Мо-ни-ки, пусть и с хо-ро-шим кон-цом, сви-де-тель-ству-ет нам о том же…

За-ду-ма-ем-ся же об этом! Да, нель-зя пре-не-бре-гать сво-и-ми ро-ди-тель-ски-ми обя-зан-но-стя-ми, упо-вая на чу-до, нель-зя рас-счи-ты-вать, что ря-дом и с на-ши-ми детьми в нуж-ный мо-мент обя-за-тель-но воз-никнет та-кая «слу-жан-ка», чтобы от-вра-тить их от гре-ха. Вос-пи-та-ние - на-ша от-вет-ствен-ность, воз-ло-жен-ная на нас, ро-ди-те-лей и ду-хов-ни-ков, Гос-по-дом.

И имен-но мы да-дим Ему от-вет за сво-их де-тей.

Бу-дем же сле-до-вать цар-ским пу-тем, не впа-дая в опас-ные край-но-сти, как бы бла-го-че-сти-во эти край-но-сти ни вы-гля-де-ли!

Ко-гда Мо-ни-ка до-стиг-ла брач-но-го воз-рас-та, ро-ди-те-ли на-шли ей же-ни-ха, чтобы вы-дать за-муж по обы-ча-ям сво-ей стра-ны.

Несо-мнен-но, вы-бор ро-ди-те-лей ка-зал-ся всем окру-жа-ю-щим пре-вос-ход-ным: же-них был, как и они са-ми, срав-ни-тель-но бо-га-тым земле-вла-дель-цем, поль-зо-вал-ся из-вест-но-стью, об-ла-дал мно-го-чис-лен-ны-ми та-лан-та-ми… К то-му же, за-ни-мал некий го-судар-ствен-ный пост в го-ро-де Та-га-сте. Но - увы! - Пат-ри-ций (та-ко-во бы-ло его рим-ское имя), по-доб-но от-цу свя-ти-те-ля Гри-го-рия Бо-го-сло-ва, свя-то-му Гри-го-рию Стар-ше-му, не был хри-сти-а-ни-ном. Он дол-го оста-вал-ся языч-ни-ком и во-об-ще до-ста-точ-но рав-но-душ-но от-но-сил-ся к во-про-сам ре-ли-гии. К то-му же, об-ла-дал необуз-дан-ным нра-вом, хо-тя в ду-ше был во-все и не же-сток. «Че-ло-век чрез-вы-чай-ной доб-ро-ты и неисто-вой гнев-ли-во-сти», - так вспо-ми-нал бла-жен-ный Ав-гу-стин о сво-ем от-це в де-вя-той гла-ве «Ис-по-ве-ди».

Жизнь ря-дом с та-ким че-ло-ве-ком вряд ли мог-ла быть лег-кой - и, су-дя по вос-по-ми-на-ни-ям Ав-гу-сти-на, брак его ма-те-ри дей-стви-тель-но ока-зал-ся да-ле-ко не счаст-ли-вым.

И вновь - ка-кой в этом страш-ный при-мер для совре-мен-ных ро-ди-те-лей и ду-хов-ни-ков!

Как ча-сто, в ослеп-ле-нии гор-ды-ни и са-мо-на-де-я-ния, мы ис-кренне на-чи-на-ем счи-тать, что луч-ше зна-ем, в чем нуж-да-ет-ся на-ше ча-до! Как ча-сто про-из-но-сят-ся на-ши без-апел-ля-ци-он-ные утвер-жде-ния - «ро-ди-те-ли пло-хо-го не по-со-ве-ту-ют», «бла-го-сло-ве-ние ду-хов-ни-ка все-гда свя-то»…

И вот уже мы мним се-бя эта-ки-ми без-греш-ны-ми, без-оши-боч-ны-ми вер-ши-те-ля-ми чу-жих су-деб, недрог-нув-шей ру-кой ло-мая жиз-ни де-тей, на-вя-зы-вая им свой соб-ствен-ный вы-бор, свое ре-ше-ние. По-то-му, что - «луч-ше зна-ем, как луч-ше»…

Мы за-бы-ва-ем, что са-ми да-ле-ко не со-вер-шен-ны, что да-же ес-ли у нас и боль-ше жиз-нен-но-го опы-та, по-доб-ное со-всем не зна-чит, что мы все-гда и во всем пра-вы, что ру-ко-вод-ству-ем-ся мы в сво-их по-ступ-ках ис-клю-чи-тель-но Бо-жьей во-лей. И не к нам ли то-гда при-ме-ни-мы страш-ные сло-ва Гос-по-да на-ше-го Иису-са Хри-ста, ска-зан-ные ли-це-мер-ным фа-ри-се-ям: «Вам, за-кон-ни-кам, го-ре, что на-ла-га-е-те на лю-дей бре-ме-на неудо-бо-но-си-мые» ( ).

Вы-бор ро-ди-те-ля-ми Мо-ни-ки же-ни-ха для нее, при-нес-ший до-че-ри так мно-го го-ря, яр-кий то-му при-мер.

Впро-чем, да-же са-мые страш-ные на-ши ошиб-ки Гос-подь во-лен об-ра-тить ко бла-гу, ес-ли мы все-та-ки бу-дем ста-рать-ся ис-пра-вить их.

Поз-же, под вли-я-ни-ем сво-ей су-пру-ги, Пат-ри-ций при-мет Свя-тое Кре-ще-ние, жизнь се-мьи станет иной. Но на это по-тре-бу-ет-ся мно-го лет, бу-дет пре-одо-ле-но мно-го стра-да-ний...

Судь-ба боль-шин-ства за-муж-них бер-бе-рок, как пра-ви-ло, до-ста-точ-но тя-же-ла. И Мо-ни-ка не на-де-я-лась стать ис-клю-че-ни-ем, го-то-вясь имен-но к нелег-кой и не осо-бен-но счаст-ли-вой жиз-ни. Од-на-ко бы-ло од-но нема-ло-важ-ное раз-ли-чие меж-ду ней и дру-ги-ми жен-щи-на-ми: в от-ли-чие от боль-шин-ства, Мо-ни-ка, хо-тя и пред-ви-де-ла бу-ду-щие труд-но-сти бра-ка, все-та-ки ис-кренне же-ла-ла пре-одоле-вать их. Пре-одоле-вать не пу-тем мак-си-маль-но-го от-стра-не-ния от му-жа, но пу-тем вос-пи-та-ния в се-бе люб-ви к нему, пусть и на-вя-зан-но-му ро-ди-те-ля-ми, пусть и языч-ни-ку… Ведь и в языч-ни-ке жи-вет об-раз Бо-жий, нуж-но лишь уметь уви-деть его.

Как это не по-хо-же на те от-но-ше-ния, ко-то-рые скла-ды-ва-ют-ся во мно-гих на-ших се-мьях. Да-же пусть и пра-во-слав-ных. Да-же и со-зда-ва-е-мых по сво-бод-ной во-ле.

Как мно-го су-пру-же-ских пар, в том чис-ле счи-та-ю-щих се-бя во-цер-ко-в-лен-ны-ми пра-во-слав-ны-ми хри-сти-а-на-ми, жи-вет по язы-че-ско-му прин-ци-пу «do ut des » - «я даю те-бе, чтобы ты дал мне». А ведь это уже не брак, но ско-рее - вза-и-мо-вы-год-ное парт-нер-ство, где каж-дый ждет от дру-го-го ис-клю-чи-тель-но поль-зы для се-бя: ком-фор-та, за-бо-ты, де-нег. И толь-ко при об-ре-те-нии все-го это-го, толь-ко в этом слу-чае, ста-но-вит-ся го-то-вым от-да-вать что-ли-бо от-вет-но. При-чем - ров-но столь-ко, сколь-ко сам по-лу-чил… И ни в ко-ем слу-чае не боль-ше…

В та-ком со-ю-зе - труд-но на-звать это бра-ком, тем бо-лее, хри-сти-ан-ским - лю-ди, по су-ти, вза-им-но поль-зу-ют-ся друг дру-гом. О люб-ви здесь го-во-рить не при-хо-дит-ся. А ведь «без люб-ви», по сло-ву апо-сто-ла Пав-ла, «всё - ни-что» ( ). От-сут-ствие же люб-ви из-нут-ри раз-ру-ша-ет, ка-за-лось бы, да-же и ко-гда-то бла-го-по-луч-ный брак, остав-ляя от се-мьи лишь пу-стую обо-лоч-ку.

Жизнь Мо-ни-ки - на-про-тив, при-мер то-го, как лю-бовь од-но-го из су-пру-гов ока-за-лась спо-соб-ной спа-сти и пре-об-ра-зить да-же са-мый неудач-ный как буд-то бы брак.

По ме-ре сво-их сил Мо-ни-ка ста-ра-лась под-дер-жи-вать му-жа, по-мо-гая ему во всех его доб-рых на-чи-на-ни-ях. Она со-зда-ла в до-ме ат-мо-сфе-ру уюта и по-коя, чтобы Пат-ри-ций, при-дя со служ-бы, мог по-на-сто-я-ще-му от-дох-нуть.

Зная вспыль-чи-вый ха-рак-тер су-пру-га, Мо-ни-ка в ми-ну-ты его гне-ва не про-ти-во-ре-чи-ла ему ни де-лом, ни да-же сло-вом; ви-дя же, что муж от-бу-ше-вал и успо-ко-ил-ся, она спо-кой-но объ-яс-ня-ла ему его ошиб-ку. Ча-сто по-сле та-ко-го раз-го-во-ра Пат-ри-ций сам при-зна-вал, что ки-пя-тил-ся на-прас-но. К то-му же, несмот-ря на необуз-дан-ный нрав, Пат-ри-ций не толь-ко ни ра-зу не уда-рил же-ну - что во-об-ще-то бы-ло в обы-чае у бер-бе-ров - но ни-ко-гда по-на-сто-я-ще-му да-же и не по-ссо-рил-ся с ней.

На-блю-дая по-доб-ные от-но-ше-ния в се-мье Мо-ни-ки, дру-гие жен-щи-ны не пе-ре-ста-ва-ли удив-лять-ся и по-сто-ян-но рас-спра-ши-ва-ли ее, - в чем здесь сек-рет? Тем бо-лее, что да-же у го-раз-до бо-лее спо-кой-ных и об-хо-ди-тель-ных муж-чин, чем Пат-ри-ций, же-ны ча-сто но-си-ли на ли-це и те-ле сле-ды по-бо-ев.

Пра-вед-ни-ца же, в от-вет на рас-спро-сы и жа-ло-бы на му-жей, как бы шу-тя, об-ви-ня-ла не му-жей, но их са-мих за их же соб-ствен-ный, на-при-мер, несдер-жан-ный язык. А со-вет обыч-но да-ва-ла все-го лишь один: с той ми-ну-ты, как за-чи-ты-вал-ся брач-ный кон-тракт, же-ны долж-ны бы-ли по-чи-тать его до-ку-мен-том, пре-вра-ща-ю-щим их в вер-ных по-мощ-ниц, а по су-ти, - в слу-жа-нок сво-их му-жей. От-ныне, па-мя-туя о сво-ем по-ло-же-нии, они уже не долж-ны бы-ли за-но-сить-ся пе-ред сво-и-ми му-жья-ми... В том вар-вар-ском об-ще-стве, в ко-то-ром то-гда жи-ли, по-доб-ное непри-выч-ное по-ве-де-ние, по-жа-луй, дей-стви-тель-но бы-ло, един-ствен-ной воз-мож-но-стью со-хра-нить мир и, хо-тя бы от-ча-сти, на-ста-вить му-жа на пра-вед-ный путь.

К несча-стью, не толь-ко из-за вспыль-чи-во-сти му-жа при-хо-ди-лось Мо-ни-ке тер-петь огор-че-ния: сле-дуя язы-че-ским нра-вам то-го вре-ме-ни, Пат-ри-ций не раз от-кры-то из-ме-нял су-пру-ге. Ко-неч-но, Мо-ни-ка то-же мог-ла бы устро-ить скан-дал, но она по-ни-ма-ла, что этим ни-че-го не ис-пра-вит, а толь-ко опять ис-пор-тит от-но-ше-ния с му-жем и окон-ча-тель-но за-кро-ет путь к его ис-прав-ле-нию. По-это-му Мо-ни-ка, пря-ча сле-зы и боль, про-дол-жа-ла ве-сти се-бя по от-но-ше-нию к невер-но-му му-жу спо-кой-но и ров-но - вновь и вновь го-ря-чо мо-лясь Гос-по-ду о том, чтобы Он об-ра-тил Пат-ри-ция к Се-бе и на-ста-вил его на путь це-ло-муд-рия.

Здесь мы, на-ко-нец, по-до-шли к то-му, что бы-ло глав-ным в де-я-тель-ной люб-ви пра-вед-ной Мо-ни-ки к сво-е-му су-пру-гу…

Мо-лит-ва!

Свя-тую Мо-ни-ку не мог-ло не тя-го-тить то, что Пат-ри-ций, бу-дучи языч-ни-ком, гу-бил свою ду-шу все-воз-мож-ны-ми стра-стя-ми и по-кло-не-ни-ем лож-ным бо-же-ствам. Она не мог-ла на-пря-мую по-учать его - это вы-зва-ло бы толь-ко раз-дра-же-ние, - но усерд-но мо-ли-лась Бо-гу за су-пру-га, про-ся об-ра-тить его к Ис-тине. Са-ма же ста-ра-лась ве-сти се-бя, как по-до-ба-ет хри-сти-ан-ке, соб-ствен-ной жиз-нью яв-лять ис-тин-ность Хри-сто-ва уче-ния, сле-дуя все тем же со-ве-там свя-тых пер-во-вер-хов-ных апо-сто-лов Пет-ра и Пав-ла:

«Так-же и вы, же-ны, по-ви-нуй-тесь сво-им му-жьям, чтобы те из них, ко-то-рые не по-ко-ря-ют-ся сло-ву, жи-ти-ем жен сво-их без сло-ва при-об-ре-та-е-мы бы-ли, ко-гда уви-дят ва-ше чи-стое, бо-го-бо-яз-нен-ное жи-тие» (1Петр.3:1-2), «…ибо неве-ру-ю-щий муж освя-ща-ет-ся же-ной ве-ру-ю-щею» ( ). Как это не по-хо-же не то без-дей-ствие, ко-то-рое про-яв-ля-ют мно-гие совре-мен-ные хри-сти-ан-ки - же-ны неве-ру-ю-щих му-жей, - пас-сив-но ожи-дая, чтобы их су-пру-ги, без ка-ко-го-ли-бо уча-стия с их сто-ро-ны, до-га-да-лись о сво-ей неправо-те и са-ми при-шли к Ис-тин-но-му Бо-гу!

По-доб-ная без-де-я-тель-ность - все рав-но что рав-но-ду-шие. А зна-чит, - недо-ста-ток люб-ви к за-блуж-да-ю-ще-му-ся су-пру-гу.

Мо-ни-ка не да-ви-ла на му-жа (чем, опять же, гре-шат мно-гие совре-мен-ные же-ны), не на-вя-зы-ва-ла ему, неве-ру-ю-ще-му, хри-сти-ан-ских пра-вил и по-стов (как по-ка-зы-ва-ет опыт и древ-но-сти, и совре-мен-но-сти, по-доб-ное дав-ле-ние лишь от-вра-ща-ет че-ло-ве-ка от ве-ры).

Муд-рая же Мо-ни-ка в сво-ей за-бо-те о ду-ше му-жа со-еди-ня-ла де-я-тель-ную мо-лит-ву с де-ли-кат-но-стью и рас-суж-де-ни-ем.

И на-деж-ды пра-вед-ной хри-сти-ан-ки Мо-ни-ки не бы-ли по-сты-же-ны. Пат-ри-ций, ува-жав-ший и по-сво-е-му лю-бив-ший (пусть и чи-сто плот-ски) свою же-ну, ко-неч-но, не мог не за-ме-чать ее ра-зи-тель-но-го от-ли-чия от жен сво-их дру-зей и не удив-лять-ся это-му ее доб-ро-му от-ли-чию от них. Есте-ствен-но, ему по-сто-ян-но хо-те-лось по-нять, бла-го-да-ря че-му Мо-ни-ка оста-ва-лась та-кой крот-кой, лю-бя-щей и - в то же вре-мя - внут-ренне силь-ной. По-сте-пен-но Пат-ри-ций на-чал ин-те-ре-со-вать-ся и ее ве-рой. А за ин-те-ре-сом, под-креп-лен-ным го-ря-чи-ми мо-лит-ва-ми лю-бя-щей су-пру-ги, при-шло и об-ра-ще-ние.

Пат-ри-ций ис-кренне уве-ро-вал во Хри-ста и при-нял Свя-тое Кре-ще-ние.

То есть, мы ви-дим, как эта под-лин-ная хри-сти-ан-ская и муд-рая доб-ро-та свя-той Мо-ни-ки увен-ча-лась по-бе-дой над «вет-хим че-ло-ве-ком» сво-е-го му-жа.

«На-ко-нец, - пи-шет бла-жен-ный Ав-гу-стин, - при-об-ре-ла она Те-бе сво-е-го му-жа на по-сле-док дней его; от него, хри-сти-а-ни-на, она уже не пла-ка-ла над тем, что тер-пе-ла от него, нехри-сти-а-ни-на. Бы-ла она слу-гой слу-жи-те-лей Тво-их. Кто из них знал ее, те вос-хва-ля-ли, чти-ли и лю-би-ли в ней Те-бя, ибо чув-ство-ва-ли при-сут-ствие Твое в серд-це ее: о нем сви-де-тель-ство-ва-ла ее свя-тая жизнь. “Она бы-ла же-ной од-но-го му-жа, воз-да-ва-ла ро-ди-те-лям сво-им, бла-го-че-сти-во ве-ла дом свой, усерд-на бы-ла к доб-рым де-лам”. Она вос-пи-ты-ва-ла сы-но-вей сво-их, му-ча-ясь, как при ро-дах, вся-кий раз, ко-гда ви-де-ла, что они сби-ва-ют-ся с Тво-е-го пу-ти».

Хри-сти-ан-ство пол-но-стью из-ме-ни-ло всю жизнь Пат-ри-ция. Он по-ка-ял-ся в преж-них гре-хах, со-вер-шен-но оста-вил блуд и ста-рал-ся уме-рять свой вспыль-чи-вый нрав; от Пат-ри-ция-хри-сти-а-ни-на Мо-ни-ке боль-ше не при-хо-ди-лось тер-петь ни-че-го из то-го, что она тер-пе-ла от языч-ни-ка. Для нее на-сту-пи-ли, на-ко-нец, дни под-лин-но-го, ни-чем не омра-ча-е-мо-го су-пру-же-ско-го сча-стья.

Прав-да, сча-стье это на зем-ле бы-ло недол-гим: вско-ре по-сле сво-е-го об-ра-ще-ния и чу-дес-ной пе-ре-ме-ны Пат-ри-ций за-бо-лел и скон-чал-ся. Но Мо-ни-ка зна-ла, что те-перь, ко-гда брак их стал под-лин-но хри-сти-ан-ским, да-же смерть не смо-жет их раз-лу-чить - она про-дол-жа-ла мо-лить-ся за сво-е-го по-кой-но-го су-пру-га, жи-вя па-мя-тью о нем, не по-мыш-ляя о по-втор-ном бра-ке.

Бы-ла у свя-той Мо-ни-ки и еще од-на про-бле-ма…

«На-шеп-ты-ва-ния дур-ных слу-жа-нок, - вспо-ми-нал бла-жен-ный Ав-гу-стин, -сна-ча-ла вос-ста-но-ви-ли про-тив нее све-кровь, но мать моя услуж-ли-во-стью, неиз-мен-ным тер-пе-ни-ем и кро-то-стью одер-жа-ла над ней та-кую по-бе-ду, что та са-ма по-жа-ло-ва-лась сы-ну на сплет-ни слу-жа-нок, на-ру-шав-ших в до-ме мир меж-ду ней и невест-кой, и по-тре-бо-ва-ла для них на-ка-за-ния. По-сле то-го, как он, слу-ша-ясь ма-те-ри, за-бо-тясь о по-ряд-ке сре-ди ра-бов и о со-гла-сии в се-мье, вы-сек вы-дан-ных по усмот-ре-нию вы-дав-шей, она при-гро-зи-ла, что на та-кую же на-гра-ду от нее долж-на рас-счи-ты-вать каж-дая, ес-ли, ду-мая уго-дить, станет ей на-го-ва-ри-вать на невест-ку. Ни-кто уже не осме-ли-вал-ся, и они за-жи-ли в до-сто-па-мят-ном сла-дост-ном дру-же-лю-бии.

“Гос-по-ди, ми-лу-ю-щий ме-ня!” Ты по-слал этой доб-рой слу-жан-ке Тво-ей, вo чре-ве ко-то-рой со-здал ме-ня, еще один ве-ли-кий дар. Где толь-ко не ла-ди-ли меж-ду со-бой и ссо-ри-лись, там она по-яв-ля-лась, где мог-ла, уми-ро-тво-ри-тель-ни-цей. Она вы-слу-ши-ва-ла от обе-их сто-рон вза-им-ные, мно-го-чис-лен-ные и горь-кие, по-пре-ки, ка-кие обыч-но из-ры-га-ет ду-ша, раз-дув-ша-я-ся и взба-ла-му-чен-ная ссо-рой. И ко-гда при-сут-ству-ю-щей при-я-тель-ни-цей из-ли-ва-лась вся кис-ло-та непе-ре-ва-рен-ной зло-сти на от-сут-ству-ю-щую непри-я-тель-ни-цу, то мать моя со-об-ща-ла каж-дой толь-ко то, что со-дей-ство-ва-ло при-ми-ре-нию обе-их. Я счел бы это доб-рое ка-че-ство незна-чи-тель-ным, ес-ли бы не знал, по горь-ко-му опы-ту, что бес-чис-лен-ное мно-же-ство лю-дей (тут дей-ству-ет ка-кая-то страш-ная, ши-ро-ко раз-лив-ша-я-ся гре-хов-ная за-ра-за) не толь-ко пе-ре-да-ет раз-гне-ван-ным вра-гам сло-ва их раз-гне-ван-ных вра-гов, но еще до-бав-ля-ет к ним то, что и не бы-ло ска-за-но. А ведь сле-до-ва-ло бы че-ло-ве-ку че-ло-веч-но-му не то что воз-буж-дать и раз-жи-гать злы-ми сло-ва-ми че-ло-ве-че-скую враж-ду, а, на-обо-рот, стре-мить-ся уга-сить ее сло-ва-ми доб-ры-ми. Та-ко-ва бы-ла мать моя; Ты по-учал ее в со-кро-вен-ной шко-ле ее серд-ца».

Но не толь-ко от му-жа или же от слу-жа-нок при-хо-ди-лось тер-петь скор-би свя-той Мо-ни-ке. Да-же и юный Ав-гу-стин нема-ло при-чи-нил ду-шев-ных стра-да-ний сво-ей бла-го-че-сти-вой ма-те-ри.

Отец очень хо-тел, чтобы Ав-гу-стин стал важ-ным че-ло-ве-ком - ри-то-ром и адво-ка-том, по-это-му Ав-гу-стин по-лу-чил пре-крас-ное об-ра-зо-ва-ние. Од-на-ко по-на-ча-лу он то-же не был кре-щен и, су-дя по все-му, хри-сти-ан-ское вос-пи-та-ние ма-те-ри не столь глу-бо-ко еще про-ник-ло в его серд-це. Со всем жа-ром юно-сти Ав-гу-стин от-да-вал-ся удо-воль-стви-ям мо-ло-до-сти: язы-че-ским те-ат-рам, цир-кам, жен-щи-нам. От од-ной из них, небла-го-род-но-го про-ис-хож-де-ния, в 372 го-ду у него вне бра-ка да-же ро-дил-ся сын по име-ни Адео-дат («Дан-ный от Бо-га»). Кро-ме то-го, вдруг пе-рей-дя в дру-гую край-ность, Ав-гу-стин по-чти де-сять лет раз-де-лял ере-ти-че-ское уче-ние ма-ни-хе-ев, от-ри-цав-ших плоть, со-тво-рен-ную, по их мне-нию, са-та-ной, и да-же «об-ра-тил» в эту ересь несколь-ких дру-зей. Как, долж-но быть, об-ли-ва-лось кро-вью серд-це Мо-ни-ки, ко-гда она узна-ла об этом, -тя-же-ло ей бы-ло ви-деть сы-на блуд-ни-ком, но еще тя-же-лее - ере-ти-ком!

Увле-кал-ся Ав-гу-стин и аст-ро-ло-ги-ей…

Его до-ро-га к Бо-гу бы-ла дол-гой и тяж-кой.

А ведь по-ми-мо Ав-гу-сти-на в се-мье бы-ло и еще несколь-ко де-тей: его брат На-ви-гий и сест-ра, имя ко-то-рой нам неиз-вест-но. Впро-чем, став взрос-лы-ми и са-мо-сто-я-тель-ны-ми они при-ня-ли Свя-тое Кре-ще-ние. Дочь, так же, как мать, до-ста-точ-но ра-но ов-до-ве-ла и, не же-лая вто-ро-го бра-ка, при-ня-ла мо-на-ше-ство, про-си-яв мно-ги-ми по-дви-га-ми.

Уди-ви-тель-но, но не толь-ко о сы-но-вьях и о до-че-ри за-бо-ти-лась она, но и об их дру-зьях. «О всех нас, жив-ших до успе-ния ее в дру-же-ском со-ю-зе и по-лу-чив-ших бла-го-дать Тво-е-го Кре-ще-ния, она за-бо-ти-лась так, слов-но все мы бы-ли ее детьми, и слу-жи-ла нам так, слов-но бы-ли мы ее ро-ди-те-ля-ми». Кро-ме то-го, «она бы-ла ми-ло-серд-на и от серд-ца про-ща-ла “дол-ги долж-ни-кам сво-им”», -вспо-ми-нал бла-жен-ный Ав-гу-стин.

По-ка же, свя-тая Мо-ни-ка, по-преж-не-му, про-дол-жа-ла го-ря-чо опла-ки-вать вся-кое оче-ред-ное па-де-ние сы-на и оби-ва-ла по-ро-ги епи-ско-пов и из-вест-ных по-движ-ни-ков с прось-бою о свя-тых мо-лит-вах за свое непу-те-вое ча-до, не же-ла-ю-щее жить по-хри-сти-ан-ски.

А ведь, как это от-ли-ча-ет-ся от от-но-ше-ния мно-гих ны-неш-них ма-те-рей к бе-де, слу-чив-шей-ся с их детьми. Да-же тех, кто счи-та-ет се-бя во-цер-ко-в-лен-ны-ми хри-сти-ан-ка-ми. Да-же тех, кто яс-но ви-дит, что их ча-до все глуб-же по-гря-за-ет в гре-хе. Не боль-шин-ство ли из них до-воль-ству-ет-ся все-го лишь про-из-не-се-ни-ем рав-но-душ-ных и страш-ных слов:

«Что же тут та-ко-го? Сей-час все так жи-вут, мо-ло-де-жи без это-го нель-зя… Был бы толь-ко здо-ров да успе-шен!».

Ка-кое страш-ное, ги-бель-ное ослеп-ле-ние! Как мож-но зем-ной успех, здо-ро-вье те-ла ста-вить вы-ше здо-ро-вья и спа-се-ния бес-смерт-ной ду-ши? Это сло-ва не хри-сти-а-ни-на, но са-мо-го злост-но-го языч-ни-ка!..

Меж-ду тем, дни и но-чи на-про-лет про-во-ди-ла в слез-ных мо-лит-вах об Ав-гу-стине, сыне сво-ем, свя-тая Мо-ни-ка.

А ведь из-вест-но - го-ря-чую мо-лит-ву Бог не остав-ля-ет без от-ве-та.

Ко-неч-но, об-ра-ще-ние мо-ло-до-го уче-но-го про-изо-шло да-ле-ко не сра-зу. В те-че-ние де-ся-ти лет Мо-ни-ке при-шлось быть сви-де-тель-ни-цей его упор-ства в ере-си. Она жи-ла, про-ли-вая кро-ва-вые сле-зы о по-ги-ба-ю-щем сыне, вся-че-ски убеж-дая его в ис-тин-но-сти Пра-во-сла-вия.

«И Ты про-стер ру-ку Твою, - пи-шет бла-жен-ный Ав-гу-стин, - с вы-со-ты и “из-влек ду-шу мою” из это-го глу-бо-ко-го мра-ка, ко-гда мать моя, вер-ная Твоя слу-жан-ка, опла-ки-ва-ла ме-ня пе-ред То-бою боль-ше, чем опла-ки-ва-ют ма-те-ри умер-ших де-тей. Она ви-де-ла мою смерть в си-лу сво-ей ве-ры и то-го ду-ха, ко-то-рым об-ла-да-ла от Те-бя, - и Ты услы-шал ее, Гос-по-ди. Ты услы-шал ее и не пре-зрел слез, по-то-ка-ми оро-шав-ших зем-лю в каж-дом ме-сте, где она мо-ли-лась; Ты услы-шал ее. От-ку-да, в са-мом де-ле, был тот сон, ко-то-рым Ты уте-шил ее на-столь-ко, что она со-гла-си-лась жить со мною в од-ном до-ме и си-деть за од-ним сто-лом? В этом ведь бы-ло мне от-ка-за-но из от-вра-ще-ния и нена-ви-сти к мо-е-му ко-щун-ствен-но-му за-блуж-де-нию.

Ей при-сни-лось, что она сто-ит на ка-кой-то де-ре-вян-ной дос-ке и к ней под-хо-дит си-я-ю-щий юно-ша, ве-се-ло ей улы-ба-ясь; она же в пе-ча-ли и со-кру-ше-на пе-ча-лью. Он спра-ши-ва-ет ее о при-чи-нах ее го-ре-сти и еже-днев-ных слез, при-чем с та-ким ви-дом, буд-то хо-чет не раз-уз-нать об этом, а на-ста-вить ее. Она от-ве-ча-ет, что скор-бит над мо-ей ги-бе-лью; он же ве-лел ей успо-ко-ить-ся и по-со-ве-то-вал вни-ма-тель-но по-смот-реть: она уви-дит, что я бу-ду там же, где и она. Она по-смот-ре-ла и уви-де-ла, что я стою ря-дом с нею на той же са-мой дос-ке.

От-ку-да этот сон?

Раз-ве Ты не пре-кло-нил слу-ха Сво-е-го к серд-цу ее? О Ты, бла-гий и все-мо-гу-щий, Ко-то-рый за-бо-тишь-ся о каж-дом из нас так, слов-но он яв-ля-ет-ся един-ствен-ным пред-ме-том Тво-ей за-бо-ты, и обо всех так, как о каж-дом!..

Про-шло еще де-сять лет, в те-че-ние ко-то-рых я ва-лял-ся в этой гряз-ной без-дне и во мра-ке лжи; ча-сто пы-тал-ся я встать и раз-би-вал-ся еще силь-нее, а меж-ду тем эта чи-стая вдо-ва, бла-го-че-сти-вая и скром-ная, та-кая, ка-ких Ты лю-бишь, обод-рен-ная на-деж-дой, но неумолч-ная в сво-ем пла-че и сте-на-ни-ях, про-дол-жа-ла в ча-сы всех сво-их мо-литв го-ре-вать обо мне пе-ред То-бой, Гос-по-ди, “и при-шли пред ли-цо Твое мо-лит-вы ее”, хо-тя Ты и до-пу-стил еще, чтобы ме-ня кру-жи-ло и за-кру-жи-ло в этой мгле».

Так ча-сто и в на-ше вре-мя непу-те-вые сы-но-вья по-скаль-зы-ва-ют-ся на жиз-нен-ном пу-ти и ока-зы-ва-ют-ся - кто за тю-рем-ной ре-шет-кой, кто в сре-де нар-ко-ма-нов и ал-ко-го-ли-ков, кто на боль-нич-ной кой-ке, кто в то-та-ли-тар-ной сек-те…

Так вот, пусть же свя-тая Мо-ни-ка станет об-раз-цом по-ве-де-ния для тех ма-те-рей, что по-па-ли в по-доб-ные жиз-нен-ные об-сто-я-тель-ства. Пусть они так же, сво-ею слез-ной мо-лит-вой за сво-их чад, ис-пра-ши-ва-ют у Бо-га об-лег-че-ния сы-нов-ней уча-сти в непре-лож-ной на-деж-де на то, что их сы-но-вья ока-жут-ся вне бе-ды!..

Он, несо-мнен-но, по-мо-жет.

Но это воз-мож-но лишь при усло-вии, что са-ма мать твер-до пре-бы-ва-ет в Церк-ви и ве-дет хри-сти-ан-скую жизнь по за-по-ве-дям Гос-под-ним.

Меж-ду тем, дал уже Бог Ав-гу-сти-ну и некое Свое из-ве-ще-ние. Сде-лал же Он это «…через … од-но-го епи-ско-па, вскорм-лен-но-го Цер-ко-вью и на-чи-тан-но-го в кни-гах (…). Ко-гда мать моя упра-ши-ва-ла его удо-сто-ить ме-ня сво-ей бе-се-ды, опро-верг-нуть мои за-блуж-де-ния, от-учить от зла и на-учить доб-ру (он по-сту-пал так с людь-ми, ко-то-рых на-хо-дил до-стой-ны-ми), то он от-ка-зал-ся, что бы-ло, на-сколь-ко я со-об-ра-зил впо-след-ствии, ко-неч-но, ра-зум-но. Он от-ве-тил, что я за-упрям-люсь, по-то-му что ересь для ме-ня вно-ве, я гор-жусь ею и уже сму-тил мно-гих неопыт-ных лю-дей неко-то-ры-ми пу-стяч-ны-ми во-про-са-ми, как она са-ма ему рас-ска-за-ла. “Оставь его там и толь-ко мо-лись за него Бо-гу: он сам, чи-тая, от-кро-ет, ка-кое это за-блуж-де-ние и ка-кое ве-ли-кое нече-стие”. И он тут же рас-ска-зал, что его мать со-блаз-ни-ли ма-ни-хеи, и она еще маль-чи-ком от-да-ла его им; что он не толь-ко про-чел все их кни-ги, но да-же их пе-ре-пи-сы-вал и что ему от-кры-лось, безо вся-ких об-суж-де-ний и уго-во-ров, как на-до бе-жать от этой сек-ты; он и бе-жал. Ко-гда он рас-ска-зал об этом, мать моя все-та-ки не успо-ко-и-лась и про-дол-жа-ла еще боль-ше на-ста-и-вать, мо-ля и об-ли-ва-ясь сле-за-ми, чтобы он уви-дел-ся со мной и по-го-во-рил. То-гда он с неко-то-рым раз-дра-же-ни-ем и до-са-дой ска-зал: “Сту-пай, как вер-но, что ты жи-вешь, так вер-но и то, что сын от та-ких слез не по-гибнет”.

В раз-го-во-рах со мной она ча-сто вспо-ми-на-ла, что при-ня-ла эти сло-ва так, как буд-то они про-зву-ча-ли ей с неба».

А слу-чи-лось, что в 383 го-ду Ав-гу-стин по-ехал в Ита-лию. Сна-ча-ла в Рим, пре-по-да-ва-те-лем ри-то-ри-ки, а за-тем в Ме-дио-лан в ка-че-стве глав-но-го при-двор-но-го ри-то-ра. Мо-ни-ка бы-ла про-тив его отъ-ез-да: ве-ро-ят-но, она бо-я-лась, что в Ри-ме, вда-ли от род-ных мест, сы-на под-сте-ре-га-ют еще бо-лее опас-ные ис-ку-ше-ния.

«Мать моя горь-ко пла-ка-ла о мо-ем отъ-ез-де и про-во-жа-ла ме-ня до са-мо-го мо-ря. Она креп-ко ухва-ти-лась за ме-ня, же-лая или вер-нуть об-рат-но, или от-пра-вить-ся вме-сте со мной», - вспо-ми-на-ет Ав-гу-стин. Од-на-ко мо-ло-дой уче-ный при-нял окон-ча-тель-ное ре-ше-ние; взять же с со-бой мать он не мог, по-ка не устро-ить-ся на но-вом ме-сте. По-это-му Ав-гу-стин об-ма-нул мать, ска-зав, что хо-чет лишь про-во-дить от-плы-ва-ю-ще-го в Рим дру-га, и, взой-дя на ко-рабль, по-ки-нул Кар-фа-ген. Мо-ни-ка оста-лась на бе-ре-гу, мо-лясь и пла-ча.

По-езд-ка в Ме-дио-лан ста-но-вит-ся для Ав-гу-сти-на судь-бо-нос-ной, так как здесь он встре-ча-ет-ся с та-мош-ним епи-ско-пом - ве-ли-ким свя-ти-те-лем Ам-вро-си-ем Ме-дио-лан-ским, про-по-ве-ди ко-то-ро-го слу-ша-ет с ве-ли-чай-шим ин-те-ре-сом.

В это вре-мя в Ита-лию при-бы-ла и Мо-ни-ка, все-та-ки не по-же-лав-шая раз-лу-чать-ся с сы-ном. Ей, несо-мнен-но, при-ят-но бы-ло узнать, что сын от-рек-ся от ере-си, но пе-чаль-но ви-деть его все еще не пра-во-слав-ным хри-сти-а-ни-ном.

«От со-об-ще-ния мо-е-го, что я уже не ма-ни-хей, но и не пра-во-слав-ный хри-сти-а-нин, она не пре-ис-пол-ни-лась ра-до-сти буд-то от неча-ян-но-го из-ве-стия: мое жал-кое по-ло-же-ние остав-ля-ло ее спо-кой-ной в этом от-но-ше-нии; она опла-ки-ва-ла ме-ня, как умер-ше-го, но ко-то-ро-го Ты дол-жен вос-кре-сить; она пред-став-ля-ла Те-бе ме-ня, как сы-на вдо-вы, ле-жав-ше-го на смерт-ном од-ре, ко-то-ро-му Ты ска-зал: “Юно-ша, те-бе го-во-рю, встань” — и он ожил и “стал го-во-рить, и Ты от-дал его ма-те-ри его”. По-это-му серд-це ее не за-тре-пе-та-ло в бур-ном вос-тор-ге, ко-гда она услы-ша-ла, что уже в зна-чи-тель-ной ча-сти со-вер-ши-лось то, о чем она еже-днев-но со сле-за-ми мо-ли-лась Те-бе; ис-ти-ны я еще не на-шел, но ото лжи уже ушел. Бу-дучи уве-ре-на, что Ты, обе-щав-ший це-ли-ком ис-пол-нить ее мо-лит-вы, до-вер-шишь и осталь-ное, она очень спо-кой-но, с пол-ной убеж-ден-но-стью от-ве-ти-ла мне, что рань-ше, чем она уй-дет из этой жиз-ни, она уви-дит ме-ня ис-тин-ным хри-сти-а-ни-ном: она ве-рит это-му во Хри-сте».

Здесь, в Ме-дио-лане, с Ав-гу-сти-ном про-ис-хо-дит ряд со-бы-тий, окон-ча-тель-но по-вли-яв-ших на спа-се-ние его мя-ту-щей-ся ду-ши.

Во-пер-вых, он узна-ет о неко-то-рых про-стых мо-ло-дых лю-дях, ко-то-рые, про-чтя пе-ре-ве-ден-ное на ла-тин-ский язык «Жи-тие свя-то-го Ан-то-ния» ав-тор-ства свя-ти-те-ля Афа-на-сия Ве-ли-ко-го, ста-ли жить как по-движ-ни-ки, под-ра-жая свя-то-му Ан-то-нию, в сво-ем са-ду.

И, во-вто-рых, сто-ит от-ме-тить зна-ме-ни-тое об-ра-ще-ние Ав-гу-сти-на, про-изо-шед-шее с ним в са-ду, ко-гда он в ду-шев-ном смя-те-нии и в мо-лит-ве про-сил Бо-га на-ста-вить на ис-тин-ный путь:

«Так го-во-рил я и пла-кал в горь-ком сер-деч-ном со-кру-ше-нии. И вот слы-шу я го-лос из со-сед-не-го до-ма, не знаю, буд-то маль-чи-ка или де-воч-ки, ча-сто по-вто-ря-ю-щий на-рас-пев: “Возь-ми, чи-тай! Возь-ми, чи-тай!”. Взвол-но-ван-ный, вер-нул-ся я на то ме-сто, где си-дел Али-пий; я оста-вил там, ухо-дя, апо-столь-ские По-сла-ния. Я схва-тил их, от-крыл и в мол-ча-нии про-чел гла-ву, первую по-пав-шу-ю-ся мне на гла-за: “не в пи-рах и в пьян-стве, не в спаль-нях и не в рас-пут-стве, не в ссо-рах и в за-ви-сти: об-ле-ки-тесь в Гос-по-да Иису-са Хри-ста и по-пе-че-ние о пло-ти не пре-вра-щай-те в по-хо-ти”. Я не за-хо-тел чи-тать даль-ше, да и не нуж-но бы-ло: по-сле это-го тек-ста серд-це мое за-ли-ли свет и по-кой; ис-чез мрак мо-их со-мне-ний».

И глав-ное в его жиз-ни, на-ко-нец, со-вер-ши-лось.

В 387 го-ду, на Пас-ху, Ав-гу-стин при-ни-ма-ет Свя-тое Кре-ще-ние от свя-ти-те-ля Ам-вро-сия Ме-дио-лан-ско-го. То есть, про-ис-хо-дит его пол-ное и окон-ча-тель-ное ду-хов-ное пе-ре-рож-де-ние.

Увы, по-чти сра-зу же, в этом же го-ду, как бы за-вер-шив окон-ча-тель-ное свое ве-ли-кое де-ло, уми-ра-ет и свя-тая Мо-ни-ка.

Бла-жен-ный Ав-гу-стин опи-сы-ва-ет кон-чи-ну сво-ей ма-туш-ки так:

«Уже на-вис день ис-хо-да ее из этой жиз-ни; этот день знал Ты, мы о нем не ве-да-ли. Слу-чи-лось - ду-маю, тай-ной Тво-ей за-бо-той, - что мы с ней оста-лись вдво-ем; опер-шись на под-окон-ник, смот-ре-ли мы из ок-на на внут-рен-ний са-дик то-го до-ма, где жи-ли в Остии. Уста-лые от дол-го-го пу-те-ше-ствия, на-ко-нец в оди-но-че-стве, на-би-ра-лись мы сил для пла-ва-ния. Мы сла-дост-но бе-се-до-ва-ли вдво-ем и, “за-бы-вая про-шлое, устрем-ля-лись к то-му, что пе-ред на-ми”, спра-ши-ва-ли друг дру-га, пред ли-цом Ис-ти-ны, - а это Ты, - ка-ко-ва бу-ду-щая веч-ная жизнь свя-тых, - “не ви-дел то-го глаз, не слы-ша-ло ухо и не при-хо-ди-ло то на серд-це че-ло-ве-ку” - но уста-ми серд-ца жаж-да-ли мы при-ник-нуть к стру-ям Тво-е-го Небес-но-го ис-точ-ни-ка, “Ис-точ-ни-ка жиз-ни, ко-то-рый у Те-бя”, чтобы, обрыз-ган-ные его во-дой, в ме-ру на-ше-го по-сти-же-ния, мог-ли бы как-ни-будь об-нять мыс-лью ее ве-ли-чие. Ко-гда в бе-се-де на-шей при-шли мы к то-му, что лю-бое удо-воль-ствие, до-став-ля-е-мое те-лес-ны-ми чув-ства-ми, оси-ян-ное лю-бым зем-ным све-том, не до-стой-но не толь-ко срав-не-ния с ра-до-стя-ми той жиз-ни, но да-же упо-ми-на-ния ря-дом с ни-ми, то, воз-но-сясь к Нему Са-мо-му серд-цем, все бо-лее раз-го-рав-шим-ся, мы пе-ре-бра-ли од-но за дру-гим все со-зда-ния Его и до-шли до са-мо-го неба, от-ку-да све-тят на зем-лю солн-це, лу-на и звез-ды. И, вой-дя в се-бя, ду-мая и го-во-ря о тво-ре-ни-ях Тво-их и удив-ля-ясь им, при-шли мы к ду-ше на-шей и вы-шли из нее, чтобы до-стичь стра-ны неис-ся-ка-е-мой пол-но-ты, где Ты веч-но пи-та-ешь Из-ра-и-ля пи-щей ис-ти-ны, где жизнь есть та муд-рость, через Ко-то-рую воз-ник-ло все, что есть, что бы-ло и что бу-дет. Са-ма она не воз-ни-ка-ет, а оста-ет-ся та-кой, ка-ко-ва есть, ка-кой бы-ла и ка-кой все-гда бу-дет. Вер-нее: для нее нет “бы-ла” и “бу-дет”, а толь-ко од-но “есть”, ибо она веч-на, веч-ность же не зна-ет “бы-ло” и “бу-дет”… Ты зна-ешь, Гос-по-ди, что в тот день, ко-гда мы бе-се-до-ва-ли, ни-что-жен за этой бе-се-дой по-ка-зал-ся нам этот мир со все-ми его на-сла-жде-ни-я-ми, и мать ока-за-ла мне: “Сын! что до ме-ня, то в этой жиз-ни мне уже все не в сла-дость. Я не знаю, что мне здесь еще де-лать и за-чем здесь быть; с мир-ски-ми на-деж-да-ми у ме-ня здесь по-кон-че-но. Бы-ло толь-ко од-но, по-че-му я хо-те-ла еще за-дер-жать-ся в этой жиз-ни: рань-ше чем уме-реть, уви-деть те-бя пра-во-слав-ным хри-сти-а-ни-ном. Гос-подь ода-рил ме-ня пол-нее: дал уви-деть те-бя Его ра-бом, пре-зрев-шим зем-ное сча-стье. Что мне здесь де-лать?”.

Не пом-ню, что я ей от-ве-тил, но не про-шло и пя-ти дней или немно-гим боль-ше, как она слег-ла в ли-хо-рад-ке. Во вре-мя бо-лез-ни она в ка-кой-то день впа-ла в об-мо-роч-ное со-сто-я-ние и по-те-ря-ла на ко-рот-кое вре-мя со-зна-ние. Мы при-бе-жа-ли, но она ско-ро при-шла в се-бя, уви-де-ла ме-ня и бра-та, сто-яв-ших тут же, и ска-за-ла, слов-но ища что-то: “Где я бы-ла?”. За-тем, ви-дя на-шу глу-бо-кую скорбь, ска-за-ла: “Здесь по-хо-ро-ни-те вы мать ва-шу”.

Я мол-чал, сдер-жи-вая сле-зы.

Брат мой что-то ска-зал, же-лая ей не та-ко-го горь-ко-го кон-ца; луч-ше бы ей уме-реть не в чу-жой зем-ле, а на ро-дине. Услы-шав это, она встре-во-жи-лась от та-ких его мыс-лей, устре-ми-ла на него недо-воль-ный взгляд и, пе-ре-во-дя гла-за на ме-ня, ска-за-ла: “По-смот-ри, что он го-во-рит!”, а за-тем об-ра-ти-лась к обо-им: “По-ло-жи-те это те-ло, где при-дет-ся; не бес-по-кой-тесь о нем; про-шу об од-ном: по-ми-най-те ме-ня у ал-та-ря Гос-под-ня, где бы вы ни ока-за-лись”».

Бла-жен-ный Ав-гу-стин пе-ре-да-ет, что в преж-ние го-ды свя-тая Мо-ни-ка очень же-ла-ла быть по-хо-ро-нен-ной на ро-дине - в Та-га-сте, ря-дом со сво-им му-жем.

«Она вол-но-ва-лась и бес-по-ко-и-лась о сво-ем по-гре-бе-нии, все преду-смот-ре-ла и при-го-то-ви-ла ме-сто ря-дом с мо-ги-лой му-жа. Так как они жи-ли очень со-глас-но, то она хо-те-ла (че-ло-ве-че-ской ду-ше труд-но от-ре-шить-ся от зем-но-го) еще до-бав-ки к та-ко-му сча-стью: пусть бы лю-ди вспо-ми-на-ли: “Вот как ей до-ве-лось: вер-ну-лась из за-мор-ско-го пу-те-ше-ствия и те-перь прах обо-их су-пру-гов при-крыт од-ним пра-хом”.

Я не знал, ко-гда по со-вер-шен-ной бла-го-сти Тво-ей ста-ло ис-че-зать в ее серд-це это пу-стое же-ла-ние. Я ра-до-вал-ся и удив-лял-ся, ви-дя та-кою свою мать, хо-тя, прав-да, и в той на-шей бе-се-де у окош-ка, ко-гда она ска-за-ла: “Что мне здесь де-лать?”, не вид-но бы-ло, чтобы она же-ла-ла уме-реть на ро-дине. По-сле уже я услы-шал, что, ко-гда мы бы-ли в Остии, она од-на-жды до-вер-чи-во, как мать, раз-го-во-ри-лась с мо-и-ми дру-зья-ми о пре-зре-нии к этой жиз-ни и о бла-ге смер-ти. Ме-ня при этой бе-се-де не бы-ло, они же при-шли в изум-ле-ние пе-ред му-же-ством жен-щи-ны (Ты ей дал его) и спро-си-ли, неуже-ли ей не страш-но оста-вить свое те-ло так да-ле-ко от род-но-го го-ро-да.

“Ни-что не да-ле-ко от Бо-га, - от-ве-ти-ла она, - и нече-го бо-ять-ся, что при кон-це ми-ра Он не вспом-нит, где ме-ня вос-кре-сить”».

«Пе-ред са-мым днем раз-ре-ше-ния сво-е-го, - пи-шет бла-жен-ный Ав-гу-стин, - она ведь ду-ма-ла не о пыш-ных по-хо-ро-нах, не до-мо-га-лась, чтобы ее по-ло-жи-ли в бла-го-во-ния или воз-двиг-ли осо-бый па-мят-ник, не за-бо-ти-лась о по-гре-бе-нии на ро-дине. Та-ких по-ру-че-ний она нам не оста-ви-ла, а хо-те-ла толь-ко по-ми-на-ния у ал-та-ря Тво-е-го, ко-то-ро-му слу-жи-ла, не про-пус-кая ни од-но-го дня, ибо зна-ла, что там по-да-ет-ся Свя-тая Жерт-ва, ко-то-рой “уни-что-же-но ру-ко-пи-са-ние, быв-шее про-тив нас” и одер-жа-на по-бе-да над вра-гом».

Под-лин-но, под-лин-но, ис-кренне и пра-во ве-ру-ю-щую в Бо-га ду-шу Гос-подь умуд-ря-ет и спо-доб-ля-ет глу-бо-чай-шей ду-хов-ной пе-ре-оцен-ки сво-ей преды-ду-щей жиз-ни. А выс-ший смысл сво-ей кон-чи-ны ви-дит в слу-же-нии Бо-гу в Его Церк-ви и в том, чтобы и по смер-ти не быть вне цер-ков-но-го по-ми-но-ве-ния об усоп-ших в ве-ре и на-деж-де Вос-кре-се-ния и веч-ной жиз-ни.

«Итак, на де-вя-тый день бо-лез-ни сво-ей, на пять-де-сят ше-стом го-ду жиз-ни сво-ей и на трид-цать тре-тьем мо-ей, эта ве-ру-ю-щая и бла-го-че-сти-вая ду-ша раз-ре-ши-лась от те-ла … для нее смерть не бы-ла горь-ка, да во-об-ще для нее и не бы-ло смер-ти. Об этом непре-лож-но сви-де-тель-ство-ва-ли и ее нра-вы и “ве-ра нели-це-мер-ная”».

«От-рад-но бы-ло вспом-нить, - по сло-вам Ав-гу-сти-на, - что в этой по-след-ней бо-лез-ни, лас-ко-во бла-го-да-ря ме-ня за мои услу-ги, на-зы-ва-ла она ме-ня доб-рым сы-ном и с боль-шой лю-бо-вью вспо-ми-на-ла, что ни-ко-гда не слы-ша-ла она от ме-ня бро-шен-но-го ей гру-бо-го или оскор-би-тель-но-го сло-ва. А раз-ве, Бо-же мой, Тво-рец наш, раз-ве мож-но срав-ни-вать мое по-чте-ние к ней с ее слу-же-ни-ем мне? Ли-шил-ся я в ней ве-ли-кой уте-ши-тель-ни-цы, ра-не-на бы-ла ду-ша моя, и слов-но разо-дра-на жизнь, став-шая еди-ной; ее жизнь и моя сли-лись ведь в од-но».

И из уст бла-жен-но-го Ав-гу-сти-на из-ли-лась та-кая мо-лит-ва о сво-ей свя-той ма-те-ри:

«Да пре-бу-дет она в ми-ре со сво-им му-жем, до ко-то-ро-го и по-сле ко-то-ро-го ни за кем не бы-ла за-му-жем, ко-то-ро-му слу-жи-ла “при-но-ся плод в тер-пе-нии”, чтобы при-об-ре-сти его Те-бе. И вну-ши, Гос-по-ди Бо-же мой, вну-ши ра-бам Тво-им, бра-тьям мо-им, сы-нам Тво-им, гос-по-дам мо-им, ко-то-рым слу-жу сло-вом, серд-цем и пись-мом, чтобы вся-кий раз, чи-тая это, по-ми-на-ли они у ал-та-ря Тво-е-го Мо-ни-ку, слу-гу Твою, вме-сте с Пат-ри-ци-ем, неко-гда су-пру-гом ее, через плоть ко-то-рых ввел Ты ме-ня в эту жизнь, а как, я не знаю. Пусть с лю-бо-вью по-мя-нут они их, ро-ди-те-лей мо-их, на этом пре-хо-дя-щем све-те, и мо-их бра-тьев в Те-бе, Отец, пре-бы-ва-ю-щих в Пра-во-слав-ной Церк-ви, мо-их со-граж-дан в Веч-ном Иеру-са-ли-ме, о ко-то-ром взды-ха-ет в стран-ствии сво-ем, с на-ча-ла его и до окон-ча-ния, на-род Твой. И пусть мо-лит-ва-ми мно-гих пол-нее бу-дет ис-пол-не-на по-след-няя ее прось-ба ко мне, -через мою ис-по-ведь, а не толь-ко через од-ни мои мо-лит-вы».

В ли-це свя-той Мо-ни-ки и ее де-тей, од-ним из ко-то-рых был Ав-гу-стин Бла-жен-ный, мы ви-дим при-мер осо-бо жи-вых от-но-ше-ний, сло-жив-ших-ся в се-мье. От-но-ше-ний меж-ду ма-те-рью и ее детьми.

Свя-тая Мо-ни-ка не про-сто по-ма-те-рин-ски, но и по-хри-сти-ан-ски всю се-бя от-да-ла вос-пи-та-нию де-тей, спа-се-нию сво-е-го сы-на. Она пе-ре-жи-ла скор-би и ра-до-сти: скор-би о его па-де-ни-ях и ра-до-сти от его об-ра-ще-ния. Мож-но ска-зать, что свя-тая Мо-ни-ка ста-ла цен-тром сво-ей се-мьи, ее серд-цем. Спа-се-ние всех чле-нов се-мьи она по-нес-ла на се-бе, ру-ко-вод-ству-ясь апо-столь-ски-ми сло-ва-ми:Но-си-те бре-ме-на друг дру-га, и та-ким об-ра-зом ис-пол-ни-те за-кон Хри-стов ( ).

По-мо-лим-ся же, бра-тья и сест-ры, о том, чтобы та-кая нели-це-мер-ная ве-ра мо-лит-ва-ми свя-той Мо-ни-ки Та-га-стин-ской уко-ре-ни-лась в нас и по-слу-жи-ла бы ко стя-жа-нию спа-си-тель-ной веч-ной жиз-ни для нас и срод-ни-ков на-ших.

По неко-то-рым ис-точ-ни-кам дочь свя-той Мо-ни-ки но-си-ла имя Пер-пе-туя. Очень ве-ро-ят-но, что она ста-ла игу-ме-ни-ей од-но-го из мо-на-сты-рей в Се-вер-ной Аф-ри-ке.